Падший ангел Томас подходит к окну, стоит, прижавшись холодным лбом к нагревшемуся за длинный знойный августовский день стеклу, вместо освещенного фонарями, заставленного автомобилями, щедро украшенного разноцветными полотенцами двора видит сладкую тьму южной ночи, редкие огоньки, взбирающиеся на холм, смутные очертания белых колонн там, на вершине, произносит зачем-то: «Кит-Ремурьян», а потом, отшатнувшись, долго удивленно разглядывает собственное полупрозрачное отражение, смотрит на него, как на совершенно постороннего, незнакомого человека, наконец укоризненно спрашивает: «Эй, ты чего?»
Нет ответа.
* * *
Падший ангел Ирма идет по городу, внимательно смотрит по сторонам, и когда видит прохожего с очень мрачным лицом, или не подающего вида, а на самом деле, отчаявшегося, или просто усталого до такой степени, что уже почти забыл, каково это – быть живым, Ирма мысленно наставляет на него пистолет, ярко-желтый, водяной, такой был у нее в детстве, думает с веселой яростью выстрела: «Приговариваю тебя к радости», – и почти никогда не успевает увидеть, как разглаживаются морщины, поднимаются уголки рта, вспыхивают глаза. Но Ирма и без этого знает, что все получилось, а если бы и не получилось, подумаешь, никто не всесилен, это не повод отказывать себе в удовольствии мысленно наводить на некоторых незнакомцев желтый водяной пистолет, отличная вышла игра.
* * *
Падший ангел Анджей сидит на своем балконе на втором этаже дома на улице Тилто, в куртке, шапке, старых дедовских валенках и варежках на меху; он еще и в одеяло закутался и правильно сделал, октябрьские ночи холодны, а сидеть ему до утра.
Со стороны кажется, будто Анджей просто сидит на балконе и ничего не делает. Но мало ли, что кажется со стороны. В руках у Анджея невидимый огненный меч; ладно, допустим, выдуманный огненный меч, но быть оружием он от этого вовсе не перестает.
Анджей знает, что иногда по ночам на городские улицы приходят недобрые гости, большие любители нагонять жуть на одиноких прохожих, пугать спящих детей, нашептывать старикам мысли о скорой смерти, им это сладко, они этим живут. Анджей сам много раз видел этих охотников за человеческим страхом, но никому, конечно, о них не рассказывал. Все равно не поверят, только подумают: «Вот же псих».
И правильно в общем подумают.
Недобрые гости хоть и любят пугать, а сами довольно пугливы, Анджей знает и это. Не так уж трудно обратить их в бегство, достаточно взять в руки огненный меч. За неимением настоящего сойдет и выдуманный. Совсем нетрудно все время представлять, будто меч у тебя в руках, ты простираешь его над городом, и алчные тени с визгом разбегаются по своим тараканьим щелям. Что действительно трудно – так это не заснуть до утра. А еще трудней – не замерзнуть, когда приходит зима. Но Анджей справляется, он молодец.
* * *
Они все молодцы.
– Вот тут, вот тут он живет, скажи? – возбужденно прошептала Настя в самое Мурино ухо, так громко и неожиданно, что та невольно отшатнулась от подруги.
– Кто – «он»?
– Ну как – «кто»? – изумилась Настя, привыкшая, что Мура всегда понимает ее не только с полуслова, но и вовсе без слов. – Ариен Трийский!
– Так он же…
Мура хотела сказать: «Так он же у себя в Трийе живет, что ему делать в Вильнюсе?» Но вовремя прикусила язык. Потому что Ариен Трийский, конечно же, может оказаться в любом месте. Такая у него удивительная жизнь, куда угодно может занести. Тем более, в Вильнюс! По идее, в таком волшебном городе работы для него – завались.
Ариен Трийский, бессмертный принц-вампир из маленького горного королевства Трийя, входящего в Магическое Содружество Реальностей, был героем книжного сериала, бесконечно любимого читателями, вернее, читательницами, юными барышнями в возрасте от девяти и примерно до девяноста.
Барышень можно понять: Ариен Трийский был совершенно неотразим. В нем было прекрасно решительно все, начиная с эффектной внешности (высокий рост, широкие плечи, бездонные изумрудные глаза на смуглом лице, копна густых серебряных волос) и заканчивая родом занятий: Ариен Трийский путешествовал по разным Вселенным, разыскивая заблудившихся в чужой реальности или попавших в какую-нибудь другую беду магов, спасал их от всех наспех придуманных автором несчастий, вразумлял и благополучно возвращал домой. Плату за труд он брал кровью – всего два глотка, чтобы не повредить здоровью подопечных, этого вполне хватало, чтобы временно утолить снедающую его жажду и продлить свое бесконечное существование.
Но двигала им, безусловно, вовсе не презренная корысть. Принц Ариен Трийский был исполнен искреннего сострадания ко всему живому, особенно заблудившемуся и растерянному. Кроме того, он был бесконечно великодушен, отчаянно храбр, непереносимо благороден и обладал мудростью, практически не совместимой с жизнью. Но принц каким-то чудом держался и не глупел.
И, конечно, он был отчаянно одинок. Не в силу неуживчивости характера, а по добровольному выбору. Отказался от близких отношений с людьми, устав бесконечно хоронить друзей и любимых; оставались, конечно, другие бессмертные, но их было немного, и с ними у принца как-то не складывалось, по крайней мере, пока. То есть, к семнадцатому тому дела обстояли так, а восемнадцатый еще не был написан, и читательницы с трепетом ждали: что же дальше?
Трепетали они, будем честны, совершенно напрасно. Книги о похождениях бессмертного принца-вампира Ариена Трийского не отличались разнообразием сюжетных ходов. В каждом новом томе блистательный принц сперва тосковал без дела, потом узнавал об очередном несчастье и, приободрившись, отправлялся на другой край Вселенной, чаще всего – на планету Земля. После того, как автор экспериментальным путем выяснил, что читателям интересны чудеса, происходящие в узнаваемой обстановке, Земля превратилась в своего рода капкан для начинающих, обезумевших и просто нетрезвых магов, малейшая ошибка, и добро пожаловать к нам, дружок. В Нью-Йорк, Лондон, Париж, Берлин, Санкт-Петербург или Барселону, это зависело от того, где провел очередной отпуск автор, чрезвычайно внимательный к деталям и никогда не бравшийся описывать город, в котором не побывал лично. Вслед за автором туда отправлялся принц Ариен Трийский. Оказавшись на месте, он приходил на помощь очередному пострадавшему, попутно успевая осмотреть достопримечательности, продегустировать местные пирожные (принц был сладкоежкой поневоле, сахар каким-то образом помогал ему подолгу обходиться без крови), попасть в несколько опасных и несколько комических ситуаций, изречь не меньше десятка афоризмов, достойных переписывания в арт-бук ручной работы, хотя бы пару раз эффектно переодеться и завести очередной роман, как правило, платонический. Бедняга и хотел бы согрешить всерьез, да автор не позволял, справедливо полагая его прекрасное тело собственностью ревнивых читательниц.
Удивительно, но столь жестокое обращение совершенно не портило благородный характер принца. Напротив, с каждым томом он становился все более великодушным, бескорыстным и понимающим. Как такого не любить?