Очнулась я на кровати, которая затягивала меня не меньше, чем неизвестная жижа. Я начала барахтаться в горе подушек и одеял, надеясь выпростаться из этого мягкого логова.
– Очнулась наконец. – Ко мне подошла незнакомая женщина. – На, попей.
Она протянула мне ковшик с ледяной водой. Такой ледяной, что начало ломить зубы. Я посмотрела на ее руки – они были точно такими же, как у Наталки – с длинными пальцами и небольшой ладонью, очень красивые и ласковые. Женщина потрогала мой лоб, поправила подушки.
– Сарафан, – прошептала я.
– Не волнуйся, – улыбнулась женщина. – Постирали, и носочки тоже. Тебя, правда, еле отмыли. Ну зачем ты в саман полезла? Да еще в такую жару.
– Сарафан не задрался? – спросила я.
Женщина явно не понимала, что меня тревожит.
– Все хорошо. – Надо мной появилось лицо Наталки. – Мишка так перепугался, что на руках тебя донес.
Наталка хихикнула. А я поразилась – она не завидовала, но восхищалась. Я бы с ума сошла, если бы на моих глазах такой красавец, как Миша, понес на руках другую девочку. И уж точно не радовалась бы за нее.
– Так это вы придумали ее в саман запихнуть? – возмутилась женщина. – Вот я тете Тамаре расскажу. Нашли над кем шутить! И не стыдно?
Мне уже было все равно. Я думала о Мишке, который остался в моей памяти красавцем, принцем на белом коне, рыцарем и джентльменом – тем героем, о которых я так много читала, но никогда не встречала в реальной жизни. Даже не знала, что такие мальчики бывают. И то, что именно Мишка меня разыграл, было уже совершенно неважно. В моем воображении он сделал это только для того, чтобы потом спасти.
– Ты опять с ребятами бегала? – продолжала причитать женщина. Но делала она это ласково, было совсем не страшно – Наталка и не боялась. – Почему другие девочки как девочки, а ты меня позоришь? Никто с ребятами не носится по округе, только ты.
– С девчонками неинтересно, – хмыкнула Наталка.
– А пистоны на рельсы подкладывать интересно? Вот придет твой отец, пусть он с тобой разбирается. Хоть бы мне помогла, за братом посмотрела. Думала, помощница у меня дочка будет, а я ее по вокзалам должна искать.
– Ну, мааам, я посижу с Тамиком, – проблеяла Наталка примирительно и ткнулась в фартук матери. – А завтра полы помою.
– И двор подметешь, – строго сказала женщина, – еще жука надо собрать.
– Ну, мааам, только не жука! – Наталка отлепилась от матери.
– Если не жука, тогда вечером гулять не пойдешь! Салфетку вязать будешь! Вон, на телевизор! – прикрикнула женщина.
– Маааам! – Глаза у Наталки стали размером с блюдце. Видимо, более страшного наказания, чем вязание салфетки, для нее не существовало.
Позже оказалось, что так оно и было. Количество связанных крючком салфеток, которые были в доме, соответствовало числу Наталкиных проступков.
– Ну что, очнулась? – В дом ворвалась тетя Тамара.
– Все хорошо, – успокоила ее женщина.
– Катерина, ты как? – села на кровать тетя Тамара.
– Хорошо. – Я опять попыталась встать, но безуспешно.
– У тебя удар был. Солнечный! – Наталка говорила с завистью. – Вот это зыкинско. Вот бы у меня хоть раз так было! И чего ты так дождя испугалась? Даже закричала. У вас в городе дождя, что ли, не бывает?
– Я тебе сейчас другой удар сделаю, – прикрикнула на нее тетя Тамара. – Ладно ребята, но где твои глаза были? Как ты могла разрешить ей в саман лезть? А ты, Катерина, лежи. Вот, попей еще. Я тебе отвар сделала.
Я все еще пыталась справиться с пуховой периной, но схватка была неравной. Перина заставляла лежать, принимая положение моего тела, – я провалилась в теплую мягкую ямку и при попытке поднять ногу утопала еще глубже.
– Катерина, это тетя Соня, – начала говорить тетя Тамара. – Ты здесь поживешь. Наталка будет тебе во всем помогать. Правда, Наталка? – Тетя Тамара строго посмотрела на девочку. Наталка поспешила кивнуть. – Я тоже буду рядом. Маме мы отправим телеграмму. Отдыхай.
– Не оставляйте меня! – Я все-таки умудрилась выскользнуть из кровати и вцепилась в ногу тети Тамары. – Не хочу я здесь! Я домой хочу!
– Дети не могут быть без призора. Ты же не хочешь быть без призора? То есть беспризорницей? – спросила меня тетя Тамара.
Я вцепилась в ее фартук мертвой хваткой. За руку взять не решилась – вены на запястьях тети Тамары были огромные, синие. Казалось, что, если прикоснешься хотя бы к одной, они лопнут. Ее руки были красивые и страшные одновременно. Я не могла оторвать от них взгляд. Вены хотелось потрогать, погладить – они мне очень нравились. По ним я догадалась, что никакая она не ведьма, а очень-очень добрая женщина, которая не оставит меня в беде. Никогда.
– Вот, выпей. – Тетя Соня заботливо поднесла к моим губам эмалированную кружку. – Это трава, не бойся. Она горькая, но ничего, зато полезная. Ложись. Тебе надо спать.
Я выпила травяной настой и покорно легла. Сквозь сон мне было слышно, как тетя Соня и тетя Тамара разговаривают полушепотом.
– Вот, Соня, это ее деньги. Мать передала, – говорила тетя Тамара. – Тут много. Эта тетка ее чуть не ограбила.
– Не надо, не возьму! – сказала тетя Соня.
– Возьмешь. Раз мать ее деньги оставила, значит, так было нужно. Сколько она здесь пробудет, не знаю. Узнаю – скажу. Сама понимаешь, мать просто так бы ее сюда не отправила. И это судьба, что я на нее на вокзале наткнулась. Кстати, приструни Наталку хоть на время. Опять женщины языками про нее чешут. Сегодня они снова пистоны подкладывали. Покупай все, что потребуется. Одень девочку, чтобы глаза этим курицам-соседкам не мозолила. Сшей ей платье, отрез я тебе принесу. Корми ее, она в поезде голодала. Сама видишь, какая она хилая. И не жалей: пусть работает наравне с Наталкой – покрепче станет. Будешь ее выделять – обидится. Девочка с мозгами, и у нее доброе сердце. Ей нужно только немного любви и заботы, она быстро оттает. Ох, мало я эту тетку проучила. Надо было ее посильнее напугать, чтобы лишний раз подумала, прежде чем над детьми издеваться. За что такое девчонке? Она из последних сил держалась. Гордая по натуре, сильная, наша девочка…
– Да уж соседки доложили, как она из колонки не могла воду пить. Не волнуйся. Мне кажется, они с Наталкой подружились уже.
– Как Тамик? Зубки проверяла? Ложкой стучала? Лезут?
– Спокойный, слава богу. С Наталкой я вообще не спала, ты же помнишь, а он тихий.
– Десну ему намажь, я принесла мазь, на всякий случай. А Давид где?
– Ой, не говори мне про него! Опять на юбилей ушел. Я ему говорю – хватит уже языком чесать, а он отвечает, что это его призвание. Деньги хорошие зарабатывает, но стыдно ведь. Думала, Тамик его образумит, все-таки сын…
– Он хороший муж и отец.
– Да кто говорит, что плохой? Даже не знаю, как так получилось. Теперь он главный ведущий: тосты произносит, свадьбы ведет, юбилеи. Без него никак. В очередь становятся, чтобы он все как положено устроил. Он ведь и традиции знает, и обычаи. Те, которые только старики помнят. Так еще ходит и расспрашивает, как все раньше было, какие слова говорили.