«Хорошо. Тогда забирай тот миллион, что не доел твой друг… Нет-нет, закрой рот! Доедать не надо! Если проголодался, дома съешь. Иди!.. И приходи завтра! Тебе скажут, что делать».
Волосков взял деньги и ушел, с каждым шагом все меньше оставаясь Волосковым и все больше становясь делмэном.
И вот теперь ясные глаза Родиона пугали делмэна ничуть не меньше глаз Гая.
– Тот человек, который был со мной… Павел… где он? – спросил Волосков.
– Растворенный? Мертв, – ответил Родион.
– А эльб?
– Уничтожен.
Делмэн закрыл глаза – отчасти потому, что ему было больно, но больше потому, что боялся Родиона.
– Когда-то Павел играл в городском оркестре. Я говорил ему, чтобы он не подселял эту личинку, но он хотел писать музыку… Хорошую музыку… Белдо обещал, что все так и будет. Но эта личинка… она совсем не помогала… Почти сразу на шее у Павла появилась небольшая ранка. Он прятал ее под шарфом. Касался ее – и ему становилось очень хорошо. Он смеялся, бегал, глаза у него загорались. Хватал инструмент, начинал играть. Но плохо, не лучше, чем раньше… Потом постепенно выцвел. Уже не бегал. Сидел часами, раскачивался и тер, тер эту ранку… Поначалу он боролся с собой… Обещал мне этого не делать, но все равно делал… Я не мог остановить его. Вскоре он уже ничего не понимал. Был как какое-то животное. Пинай его, не пинай… Но меня узнавал и даже по-своему любил.
Родион слушал его, прищурившись.
– И тогда ты повел своего друга на смерть к пнуйцам? – спросил он.
Волосков заерзал лопатками по земле. Ему стало очень неуютно.
– Почему на смерть? Он сам должен был их прикончить! Хотя что теперь… Не человек уже, – угрюмо огрызнулся он.
Родион зачерпнул носком ботинка раскисшую листву:
– Твоему приятелю подселили очень простого эля. Усеченку. Эльбом я назвал его так, шутки ради. Никакого сложного обмана он бы не потянул. Оттого и вздутие это было на шее, что эль поставил ему «кнопку».
– Как? – не понял делмэн.
– Ну не в буквальном смысле кнопку, как крысе ставят, но очень похожую. Личинка разрушает человека, давая ему возможность самому замыкать контакт удовольствия. Это пока у эля не отрастут корни. Он же тоже слабый поначалу. А потом, когда корни длинные, он сам уже может все делать. Но все равно воздействует на центр удовольствия, уже просто чтобы боль глушить…
Делмэн слабо поморщился.
– Да… Сейчас у нас много таких наделали… Хотят как роботы. Дохнут быстро, но их используют для тяжелых работ, – пробормотал он. – Это все из-за закладок, будь они неладны.
– Что «все»?
– Ты спрашивал про город: зачем тут столько наших и гиелы. Из-за закладок. Их тут то и дело обнаруживают.
– Прямо в самом городе? В камнях из экспедиций? – спросил Родион и сразу же пожалел, что упомянул об этом, потому что делмэн, сообразив, что Родион что-то знает, замкнулся.
– Да, в камнях. Но ищут они какой-то другой валун. Очень большой… Больше я ничего не скажу! А теперь вызови мне «Скорую», шныр! Или, если хочешь, добей! – упрямо сказал он и, чтобы не видеть Родиона, отвернулся.
– Не буду, – помотал головой Родион.
– Дело твое. Тогда я советовал бы тебе исчезнуть. С минуты на минуту тут будут наши.
Родион пошел к машине. В отличие от «Ауди», «Логан» пнуйцев уцелел при взрыве ледовика. Обнаружив в бардачке мятую пачку сигарет, Родион отыскал на ней написанный ручкой номер. Тут же лежал и мобильный телефон.
Голос, ответивший ему, сложно было назвать вежливым. Типичный голос пнуйца, которого разбудили ночью телефонным звонком. Не представляясь, Родион сообщил, где можно найти Лешика, Кузю и дядю Сережу, и предупредил, что надо очень спешить. Благодарить его не стали. Вместо этого у Родиона грубо потребовали назвать его имя и пообещали найти его под землей, если он попытается скрыться.
Родион нажал на отбой и потом с того же телефона вызвал «Скорую» для делмэна. Ему было все равно, кто приедет первым: «Скорая», пнуйцы или ведьмари. Уж как-нибудь разберутся между собой. А вот ему, шныру, здесь лучше не оставаться.
Он повернулся и пошел мимо круглой площади, стараясь держаться подальше от света фонарей. Где-то вдали уже плескала синяя точка сирены. Отойдя метров на двести, Родион внезапно ощутил, что кто-то трогает его за плечо.
Он резко повернулся, не понимая, как к нему смогли подкрасться сзади. Нет, не подкрадывались. По его шныровской куртке ползла страшная синяя рука, отрезанная выше запястья так ровно, как это делают только ледовики.
Родион вскрикнул и с омерзением хотел ее сбросить, однако прежде, чем он успел это сделать, рука длинными ногтями вцепилась в кожу на его шее возле уха. Ощутив боль, он рванул, но пальцы уже разжались сами, и рука бессильно упала на асфальт. Она уже сделала все, что хотела.
Через час Родион добрался до Ула. Всполошившийся город кишел ведьмарями, в небе были боевые двойки гиел. В этих условиях соваться к вышке они не решились и охранные закладки оставили прямо в номере. Опыт подсказывал, что вскоре ведьмари сами отыщут, где останавливались шныры, а раз так, то пусть их ожидает сюрприз.
Родион и Ул поспешили к Сашке и на отдохнувших пегах взяли курс к ШНыру. Была сильная облачность. Берсерки на гиелах их не преследовали, видно все еще были над городом.
Шею у Родиона сильно жгло. Он ловил себя на том, что все время тянется к ней и пытается трогать три полукруглых вздутия, оставленных ногтями вцепившейся в него руки.
– Что главное для шныра?
– Понимать добро и зло!
– Главное для шныра – перед тем как в седло лезть, поддевать под джинсы треники. Если зимой у человека не поддеты треники – понимать добро и зло ему вскоре расхочется.
Суповна
Макар вышел из метро. Шмыгнул носом. Оглянулся. Какая-то женщина, которую он случайно задел, быстро прижала к животу сумочку. Макар давно замечал, что от него почему-то постоянно прячут сумочки. Небось только и есть у нее там что недавно полученные права, ветеринарная справка на право провоза кота в самолете и рублей четыреста денег в огромном кошельке-косметичке, где лежит также и помада.
Чтобы попугать женщину, Макар некоторое время тащился за ней следом, но, заметив, что она направляется в сторону полицейского, быстро свернул в толпу.
«Заложит еще, курица! А в полицейской базе я еще числюсь!» – подумал он и посмотрел на бумажку с адресом. Ага! Даня живет где-то там!
Данин дом имел форму карандаша. Обложенный светящимися желто-сине-красными плитами, он был виден за три квартала. Макар задумчиво хмыкнул. Он заранее знал, что в таком доме наверняка окажется консьержка и что консьержке он не понравится. У консьержек, хотя они с виду и безобидные старушки, исключительный нюх на людей. Можно подумать, их берут на службу прямо с границы, где они пачками ловят шпионов.