Кавалерия аккуратно подсунула ему под лоб выроненный батон.
– Голову надо беречь! И пол тоже! До очередного сноса ШНыра еще много лет. И потом, на полу наверняка есть микробы, а ты их раздавишь!
Лучше бы она воздержалась от уточнений, потому что Вадюша носом отпихнул батон, издал душераздирающий вопль и опять боднул пол. Чем больше он бодался, тем больше микробов давил. А чем больше давил тем больше страдал. Ситуация тупиковая.
– И надолго это с ним? – озабоченно спросил Сашка.
– Смотря сколько пыли вдохнул. Ты случайно изготовил оглупляющую пыль мгновенных прозрений. Когда человеку, например, кажется, что он ненавидит дедушку за то, что тот в детстве не купил ему мыльные пузыри! – сказала Кавалерия.
– А почему он все время ест?
– Побочный эффект! Страдает и пытается получить из еды концентрированное счастье. Ну, хватит его мучить! – Кавалерия поманила к себе Даню и Кирилла. – Мальчики! Отведите Вадюшу в его комнату! Если будет отбиваться, рассказывайте ему любую трагическую сказку, только, по возможности, без людоедства. Он сейчас впечатлительный. Все попытается воплотить.
– Хлеб отбирать? – спросил Кирюша.
Вадюша угрожающе зарычал, продолжая ронять на батон слезы.
– Отбирать? Только если у кого-то есть лишнее здоровье! Истинные страдальцы часто склонны к превышению самообороны.
Кавалерия повернулась, собираясь выйти вслед за Вадюшей, но вдруг застыла на месте. Ее взгляд упал на участок стены сразу над дверью, куда раньше она не смотрела. Кавалерия вцепилась в очки, будто это могло изменить изображение.
– Вот оно! Видели? – прошептала она.
На белой штукатурке ясно обозначился череп. Не смазанная копоть, как в других местах, а именно очертания черепа. Пустые глазницы, впадина носа.
– Здесь он исчез! – сказал Сашка.
– Кто?
– Не знаю. Все было слишком быстро. Заметался, ударился об меня и исчез…
Кавалерия подошла к стене, протянула руку, точно собираясь ощупать след копоти, но делать этого не стала и спрятала руку за спину. Она стояла и тоскливо разглядывала провалы пустых глазниц.
– Как он вообще здесь оказался? Что его позвало? – спросила Кавалерия.
– Их нерпи соприкоснулись. Вот его и его! – Фреда бесцеремонно ткнула одной рукой в Сашку, а другой в дверь, за которой исчез Вадюша. – А у них львы пылали!
– И моя русалка! – договорил Сашка.
– Два льва и русалка? Вот так вот сразу?
Сашка осторожно кивнул.
– Тройное слитное сияние? При том что не было произнесено ни одного желания и магия боевых львов не задействована?! То есть просто пробудили кучу магии, не дав ей определенного задания? – медленно и раздельно повторила Кавалерия.
За толстыми стеклами очков ее глаза казались выпуклыми, пристальными.
– Э-э… Ну да! – согласился Сашка, сообразивший, что львов они действительно не использовали. Да и русалку тоже.
– Поздравляю! Что я еще могу сказать? Пять баллов! – Кавалерия дернула косичкой и вышла из аудитории.
Переглянувшись с Сашкой, Рина коснулась его руки, чтобы он оставался на месте, и метнулась за директрисой. Кавалерию она догнала на лестнице. Та быстро поднималась, высоко вскинув подбородок. К Рине она даже не повернулась. Просто остановилась:
– Болезненное любопытство?
– Не, не болезненное, – поспешно ответила Рина.
– Лучше, чтобы болезненное! Повод для этого есть. Выбросом энергии вы привлекли сюда самый неудачный уникум, отлитый Митяем Желтоглазым, – череп со стрелой. – Кавалерия взглянула на свою нерпь. Рука со скипетром слабо серебрилась, улавливая недавнее присутствие чего-то родственного.
– Но почему этот уникум…
– Нерпи, милочка, соприкоснувшиеся нерпи! Такой выброс энергии – как костер в темноте: отовсюду видно.
– Он перемещается сам? У него нет хозяина? – недоверчиво спросила Рина.
– Представь себе. Впрочем, хозяев он себе порой находит. А еще быстрее теряет. Я помню, как видела его в последний раз. Парень висел на пиках ограды, пробитый насквозь, а над ним метался этот череп. Мне было тогда шестнадцать, и этого парня я хорошо знала. Он был средний шныр, а я младший. Пики потом спилили.
– А зачем Митяй отлил этот уникум? Ведь не для того же, чтобы… – недоверчиво спросила Рина.
Кавалерия стянула очки, массируя оставленные ими вдавленные следы.
– Ну конечно нет! Митяй был первошныр! И этим все сказано! Для первошныра спать на голой земле, год питаться гнилыми сухарями или навеки лишить себя какой-либо радости было делом самым естественным. Короткое усилие воли, сказать себе «это надо для двушки!» – и все. Митяй не видел в этом подвига. И потому ему новый уникум оказался по плечу. Но Митяя больше нет, а все остальные, кого касается череп, разлетаются вдребезги! Герой должен стоить своего меча, или тот его уничтожит. Вот почему я сказала, что Митяй сотворил неудачный уникум. Идеальным людям свойственно считать, что все вокруг тоже идеальны.
– Но если отдать его тому, кто достоин…
– Отдать? Каким, интересно, образом? Сачком его поймать? Череп – единственный уникум полного растворения!
Кавалерия нетерпеливо протянула руку, точно втыкая ее в воздух. На мгновение ее рука перестала быть видна, а затем появилась уже со стаканом. Обычный такой столовский стакан – гость из царства Суповны.
– В стакане вода. Бросаем соль (соль в солонке возникла таким же неожиданным образом), перемешиваем, пока не растворится… Соль осталась? Безусловно! Но пока вода не испарилась, увидеть ее невозможно. Так и череп нельзя отнять у владельца, пока он жив.
– То есть нового хозяина он себе пока не выбрал? Ну, раз летает и все такое?
Прежде чем ответить, Кавалерия попробовала соленую воду языком и поморщилась:
– Не знаю. Во всяком случае, меня он в известность не поставил. Ты не видела: он коснулся кого-то?
Рина не видела. Вместо этого она спросила, какие у уникума свойства.
Кавалерия строго посмотрела на нее вначале сквозь очки, а потом и поверх них. Видимо, поверх очков Рина показалась ей более соответствующей сложившемуся впечатлению, потому что на этом втором варианте Кавалерия и остановилась.
– Свойства такие: вызывать воспаление заинтересованности у юных особ с большим самомнением, – сухо отрезала она, на чем разговор и завершился. Больше Рина ничего не узнала.
А несколько дней спустя Даня случайно застал Кавалерию в единственной шныровской аудитории. Она стояла и глядела на копоть на стене, а в руках у нее было ведерко с краской и кисть.