Майклу было не по себе из-за неминуемого появления в прессе сообщений подобного рода. Но что поделать? В прошлом году он вместе со своим приятелем Томми Лайоном основал компанию по проведению деловых и развлекательных мероприятий, и дело пошло. Будущее казалось светлым. И Майкл просто чуял успех. У него нет времени валять дурака и анализировать творчество Т.С. Эллиота.
Как ни странно, гнев матери – ничто по сравнению с тем, что скажет отец. Тедди сам оканчивал Баллиол, как его отец, дед и прадед.
В глазах родителя не было худшего преступления, разве что сын объявит, что осквернил могилу бабушки, или что он гей, или (что совершенно невообразимо) вступил в ряды лейбористов.
И все же сегодняшний ужин будет достаточно неприятным даже без выходок Ленки. Единственная светлая надежда во всей истории – присутствие Рокси. Сестра поддержит Майкла.
– Последняя карта.
Тедди картинно бросил на стол девятку треф. Его невезение в любой игре стало предметом семейных шуток. Он никогда не выигрывал ни в карты, ни в монополию или шарады, ни во что. Проигрывал он неизменно и обычно устраивал из этого целый спектакль. Главный финансовый директор успешного хедж-фонда в Сити и всеми уважаемый историк, выпускник Оксфорда, Тедди де Вир, был отнюдь не глуп. Но дома прекрасно разыгрывал дурака, наслаждаясь ролью объекта семейных шуток, чего-то вроде дрессированного циркового медведя.
Его дочь Рокси, как обычно, из кожи вон лезла, чтобы предоставить ему преимущество в игре в карты. Впервые в жизни Тедди, похоже, честно выигрывал.
– Прекрасно, па, – ободряюще улыбнулась Рокси. – Теперь тебе нужна еще двойка.
Она осторожно положила двойку треф на девятку Тедди.
Тот нахмурился:
– Хммм… у меня нет двойки, верно?
– Тогда ты должен забрать двойку.
– Пропади она пропадом.
– Последняя карта.
– Нет, погоди…
Рокси выложила валета треф и торжествующе улыбнулась:
– Я выиграла.
Лицо Тедди выражало такое возмущение, что Рокси невольно рассмеялась.
– О, дорогой па, это такая чепуха! В следующий раз, может, и выиграешь.
Отец и дочь сидели в библиотеке Кингсмира, фамильного дома де Виров в Северном Оксфордшире. После «несчастного случая» с Рокси ее спальню перенесли на первый этаж, а старый кабинет Тедди перестроили в ванную. В результате гостиная теперь была на втором этаже, и ее окна выходили на олений парк. Но библиотека, уютная комната с красными панелями и темными диванами «честерфилд», охотничьими сценами на стенах и корзинками для собак, стоявшими у вечно горящего огня, оставалась такой, какой была всегда. Рокси любила комнату именно за это. За неизменность. И еще больше любила, когда здесь сидел отец.
– Как насчет славного сухого хереса перед ужином?
Тедди развалился на стуле и вытянул ноги. Хоть гром греми, а он независимо от времени года надевал старые темно-фиолетовые вельветовые штаны. И Рокси очень ценила этот ритуал, утешительное постоянство в унылом изменчивом мире.
– Твоя мать вот-вот будет дома.
Рокси не нуждалась в напоминаниях. Развернув инвалидную коляску, она подъехала к бару. Рокси редко пила перед ужином, но сегодня сделала исключение. Налив светло-янтарной мансанильи в два стакана вместо одного, она тихо вздохнула. Сегодня матушка будет невыносимой и начнет пыжиться после своей великой победы.
«Министр внутренних дел». Слова застряли в горле Рокси.
Как матери это удалось? Почему окружающие в отличие от Рокси не видят ее насквозь? Сегодня мать будет звездой собственного шоу, самодовольная и невыносимая. Впрочем, как обычно.
Давным-давно, было время, когда Роксанна де Вир любила мать. Да, Алексия была амбициозной, самодовольной и в отличие от других матерей холодной и отчужденной. Но все же Рокси помнила счастливые времена. Длинные летние месяцы, проведенные вместе на пляже в Мартас-Вайнъярд, пикники, ленчи и игры в фей и эльфов. Рождественские праздники в Кингсмире, когда Алексия высоко поднимала Рокси, чтобы та повесила на елку уродливые яркие самодельные украшения. Помнила гонки на тачках в саду и, как ни странно – потому что кухарка из Алексии была никакая, – мать, варившую джем из ежевики.
Но когда Рокси стала подростком, все изменилось. Мать и дочь постоянно скандалили на любые темы: от политики до музыки, от моды до религии, от того, какие книги читать, до цвета волос Рокси. На посторонний взгляд все это казалось трудностями переходного возраста, но со временем Рокси стала чувствовать более глубокий разрыв, нечто более тревожащее.
Алексия, считавшаяся в юности красавицей, казалось, завидовала внешности дочери. Рокси не могла точно понять, в чем дело, – она все сильнее улавливала неприязнь матери. Ощущала ее взгляд, когда выходила из бассейна в бикини, взгляд, горевший не восхищением, а осуждением, едкой кислотой ненависти, обжигавшей кожу Рокси. Когда она начала приводить домой мальчиков, положение еще более ухудшилось. Алексия из кожи вон лезла, чтобы унизить ее, высмеять во время семейных обедов, или завладевала беседой и делала все возможное, оставаясь центром внимания, неизменно великой Алексией де Вир. Мать придирчиво допрашивала приятелей Рокси, желая узнать все, от происхождения до карьерных устремлений. Господи, каким снобом она была! Для нее никто не был достаточно хорош!
А вот отец Рокси крайне снисходительно относился к знакомым молодым людям дочери, что, естественно, доводило Алексию до бешенства.
– Неужели не можешь ей сказать, Тедди? – кричала она. – Ты ведь ее не одобряешь! Почему я вечно должна быть злым копом?
Но Тедди решительно отказывался вмешиваться и делал все возможное, чтобы сохранить мир в семье.
До той минуты, пока Роксанна де Вир не встретила Эндрю Бизли и все изменилось.
Эндрю Бизли наняли в качестве теннисного тренера Рокси.
Он стал любовью ее жизни.
Рокси любила Эндрю глубоко и страстно, но мать твердо вознамерилась уничтожить ее счастье. Объявив Эндрю недостойным охотником за приданым, Алексия безжалостно его изгнала. Тедди, любящий, но слабый, не смог противостоять решительно настроенной жене. Когда Эндрю вернулся в Австралию, сердце Рокси разбилось. Она в отчаянии выпрыгнула из окна своей спальни в Кингсмире. До земли было шестьдесят футов – верный способ умереть. Но горчайшая ирония заключалась в том, что она выжила, оказавшись на всю жизнь прикованной к инвалидному креслу и обреченной во всем зависеть от родителей. Теперь ей никогда не избавиться от опеки матери, она навсегда останется калекой под крышей Алексии.
Теперь матери было нечему завидовать. Алексия по-прежнему оставалась первой красавицей семьи.
О трагедии Рокси никогда не говорили открыто, в основном потому что Тедди не мог этого вынести. Тедди, принадлежавший к другому, старшему поколению, скрывал глубокую скорбь, предпочитая зажмуриться, чем увидеть резкий свет правды.