– Почему нет? – пожал плечами Тристан. – Есть только один способ это выяснить, не так ли? Забудьте всю эту чушь насчет карьеры секретаря и бросьте в шляпу жребий со своим именем. Попытка не пытка.
Трудно поверить, что этот разговор происходил более тридцати лет назад. И вот теперь она министр внутренних дел.
«Я всегда была честолюбива. Но именно Тедди меня подталкивал. Давал уверенность и открывал все двери».
– Министр внутренних дел! Приехал комиссар Грант.
Голос постоянного личного секретаря Алексии, сэра Эдварда Мэннинга, вернул ее к действительности. Как всегда в безупречном костюме-тройке, с прилизанными волосами, слабо пахнувший тем же афтершейвом «Флорис», которым всегда пользовался Тедди…
– Давно пора, черт бы все это побрал. Вам известно, что в четыре пятнадцать назначена встреча с российским послом?
– Знаю, министр. Это не займет слишком много времени.
Пара влиятельных российских олигархов, основавшихся в Лондоне, на стену лезли от новых правил, предложенных Алексией парламенту, предназначенных закрыть лазейки в налоговом законодательстве для супербогачей и воспрепятствовать отмыванию российских денег в Сити. В результате посол потребовал встречи, и сэр Эдвард ее назначил. Русские олигархи не те люди, которых палата общин хотела бы видеть своими врагами. Комиссару Гранту придется быть как можно более кратким.
– Прошу прощения, министр внутренних дел. Сегодня утром нам пришлось срочно решать ситуацию в Бернли. Вероятно, ячейка исламских террористов.
Комиссар Грант, немолодой, грузный и крайне непривлекательный мужчина с бледным одутловатым лицом, маленькими свиными глазками и тонкими губами, которые он нервно облизывал, выглядел по сравнению с Эдвардом Мэннингом ужасно неряшливым в мятом костюме из синтетики и дешевом галстуке из «Тай Рэк», усеянном кофейными пятнами.
Алексию его вид не утешил.
«Надеюсь, его разум не так беспорядочен, как вкус в одежде».
– Я чего-то не знаю?
– Да, мадам. Угроза была нейтрализована, но вашему офису был дан короткий брифинг.
– Я подумал, что мы все обсудим после этой встречи, – вкрадчиво заметил сэр Мэннинг.
– Полагаю, угроза террористического акта важнее нескольких психов, угрожающих мне по телефону и пытающихся пролезть в мой дом.
– Как я уже сказал, угроза неактивна. Но ваша безопасность жизненно важна. Позвольте…
Не дожидаясь согласия, комиссар Грант вынул из портфеля ноутбук и плюхнул его на стол Алексии. Отодвинул в сторону груду документов и открыл презентацию с помощью программы «PowerPoint».
– В качестве заместителя министра тюрем вы получили в прошлом году больше угроз, чем любой член партии тори.
Напористое начало.
«Он не боится меня. Это хорошо», – подумала Алексия.
– Я расстроила несколько человек.
– Больше, чем несколько. Вот список инцидентов, связанных с вашей безопасностью. Все: от маршей протеста до швыряния яиц и писем с выражением ненависти перечислено здесь в порядке серьезности угроз. Моя работа – отличить подлинную опасность от…
– Общего моря враждебности? – улыбнулась Алексия.
Комиссар улыбнулся в ответ:
– Я намеревался сказать «от обычных неприятностей».
– Верно. Чем могу помочь?
– Если я верно понял сэра Эдварда, со дня вашего нового назначения произошли три неприятных инцидента. Появился человек, пытавшийся пробраться в вашу загородную резиденцию. Отравили собаку вашего мужа. И был зафиксирован звонок с угрозами в ваш лондонский дом.
– Совершенно верно. Думаете, все они связаны?
– Нет.
Алексия вскинула брови. Такого ответа она не ожидала.
– Гибель собаки по меньшей мере может иметь отношение к визиту неизвестного в Кингсмир. Но телефонный звонок мы считаем отдельным инцидентом. Вот что нам удалось пока узнать.
Комиссар кликнул мышью, и изображение поменялось. Алексия увидела лицо своего ровесника с редеющими светлыми волосами, поразительными лазурно-синими глазами и мягким, смущенным выражением лица.
– Уильям Джеффри Хэмлин. Мы почти уверены, что это он приходил в Кингсмир в тот вечер.
Алексия казалась изумленной, что было вполне естественно.
– Но откуда вы это знаете?
– Наши эксперты поработали над пленками с камеры и сделали лицо более четким. Ваш привратник вспомнил, что у этого человека был американский акцент, так что мы послали фото нашим друзьям в госдепартамент и ФБР. На всякий случай. Нам повезло. Не будь у него тюремного срока, мы бы никогда его не нашли.
– За что он сидел? – оживился сэр Эдвард.
– Непредумышленное убийство. – Алексия нервно прикусила губу.
– Все не так плохо, как звучит. Утонувший ребенок в начале семидесятых. Хэмлин как раз был вожатым в лагере. Вышел в конце восьмидесятых. Никаких дальнейших нарушений, никаких преступлений. Судя по тому, что мы знаем, я был бы крайне удивлен, если бы это он отравил пса.
Алексия взглянула в добрые глаза Хэмлина и согласилась.
– Что он здесь делает? – спросил сэр Эдвард. – Я имею в виду в этой стране.
– Мы не знаем. Возможно, приехал отдохнуть. Зато мы знаем, что у него долгая история психиатрических проблем. Министр, вы знаете причину, по которой этот человек может интересоваться вами?
– Ни одной, – покачала головой Алексия.
Она смотрела в лицо на экране. Было в нем что-то такое печальное…
– И имя «Уильям Хэмлин» ничего для вас не значит?
– Простите, нет.
– Он опасен? – вмешался сэр Эдвард.
– Возможно, нет. Как я сказал, он не буйный и ни разу в жизни не совершал насилия. Но с шизофрениками никогда нельзя знать наверняка. Думаю, он все еще в стране, а если это так, мы должны его найти. Меня больше волнует телефонный звонок.
На экране снова появилось изображение: рассерженное, угрюмое лицо еще одного мужчины средних лет.
Этого человека Алексия узнала и инстинктивно сжала губы.
– Гилберт Дрейк.
– Совершенно верно.
– Кто такой Гилберт Дрейк? – встревожился Мэннинг.
– Таксист из Восточного Лондона, – пояснил Грант.
– И друг Санджая Патела, – с горечью добавила Алексия.
– Вот как!
Сэр Эдвард знал о деле Патела. Все в Британии знали о деле Патела. Именно оно, более чем другие, едва не разрушило карьеру Алексии де Вир как министра тюрем.
Чисто человеческая симпатия, которую Алексия одно время могла питать к Пателу, давно сменилась холодным гневом. Сторонники Патела были не только агрессивны и сыпали угрозами, но таблоиды, особенно «Дейли Мейл», превозносили его, как самого Ганди.