– Если я пойду, уговоришь отца снова включить меня в завещание?
– Нет, – рассмеялась Рокси. – Но если не придешь, я захапаю все деньги семьи и ты будешь полностью от меня зависеть. Финансово. И я отошлю тебя в работный дом.
– Прекрасно! Я пойду. Но не буду сидеть рядом с Саммер Мейер, и это мое последнее слово.
– Майкл, ты сядешь тут. Рядом с Саммер. Если она вообще сюда доберется. – Люси показала на пустой стул справа от Майкла. Рокси ехидно захихикала, заработав убийственный взгляд от Майкла.
Слева сидела Ванджи Брейбермен, глухая, как пень, вдова сенатора Брейбермена, владевшая одним из коттеджей поменьше в поместье Пилгрим-фарм. Ванджи было под восемьдесят, и болезней у нее имелась тьма, что служило неистощимым источником тем для разговоров. Майкл знал старушку с детства и, возможно, знал не меньше ее доктора о синдроме раздраженной толстой кишки, чего ему вовсе не хотелось. Пожилая дама отказывалась носить слуховой аппарат, а вместо него таскала с собой рожок, когда-то принадлежавший ее бабке, что придавало ей сходство с персонажем викторианского романа. Она любила колотить рожком молодых людей, если они мямлили, что, согласно Ванджи, поколение Майкла делало постоянно!
Стул справа оставался пустым. В Майкле еще тлела слабая надежда на то, что самолет Саммер задержат в Бостоне и он будет избавлен от ее застенчивых горящих взоров, по крайней мере пока не подадут первое блюдо. Но ее ожидали к десерту. Если память Майклу не изменяла, ничто на земле не могло удержать Саммер Мейер от вкусного десерта. Одной мысли о тирамису Люси будет достаточно, чтобы она переплыла пролив из Бостона!
Тем временем Люси, стройная и хорошенькая, в простом белом платье с длинными рукавами, в удобных сандалиях на пробковой танкетке, даже не садилась, наслаждаясь ролью хозяйки. Люси Мейер вела себя ласково, по-матерински – качества, которые напрочь отсутствовали в матери. При этом она держала себя в прекрасной форме. В детстве Майкл воображал, что Люси – его милая, родная мамочка. Приятно видеть, что она не изменилась.
– Теперь, когда все расселись, я хотела бы сказать несколько слов.
Звонкий, женственный голос Люси разнесся по комнате:
– Все мы, собравшиеся здесь, давно друг друга знаем. Арни и я считаем вас семьей Пилгрим-фарм. Все вы дороги нашим сердцам. Но один член нашего сегодняшнего собрания заслуживает особого упоминания.
Все взгляды обратились на мило краснеющую Алексию.
– Не довольствуясь членством в британском парламенте, наша миссис де Вир решила, что должна управлять всей страной!
– А кто лучше для этого подходит? – хмыкнул Тедди.
– И верно, кто лучше подходит! Поэтому сегодня на приветственной вечеринке в честь приезда де Виров мы хотели бы, хотя и с опозданием, поздравить прелестную Алексию. Пусть она ярая республиканка…
– Консерватор, – поправила Алексия.
Отец Люси был политиком, и вся семья причисляла себя к преданным демократам.
– …но мы любим вас и очень гордимся. За Алексию!
– За Алексию!
Пятнадцать бокалов были подняты, антикварный хрусталь звенел и нестерпимо сиял в свете свечей. Майкл бросил взгляд на сестру. Ее бокал тоже был поднят, но мягкое выражение лица сменилось непримиримым.
«Таким взглядом можно спички зажигать, – грустно подумал Майкл. – В этих глазах просто убийственная ярость».
– Простите. Я опоздала.
Все посмотрели в сторону двери. В комнату входила высокая темноволосая девушка. На пол с глухим стуком полетел рюкзак. На ней были простые, выцветшие «ливайс» и белая майка с достаточно глубоким вырезом, чтобы были видны незагорелые участки кожи, скрытые до этого лифом бикини. Длинная грива каштановых волос была связана в хвост, лицо без капли косметики сияло здоровьем и юностью, несмотря на очевидную усталость. Короче говоря, она просто неотразима!
– Саммер, дорогая!
Арни Мейер встал, чтобы обнять дочь.
– Наконец! – захлопала в ладоши Люси. – Входи и садись, солнышко! Рядом с Майклом.
Саммер покраснела и бросила на мать умоляющий взгляд. Похоже, она сгорала от стыда! Люси только что не похлопала по сиденью стула!
– Не собираешься поздороваться?
– Привет. – Саммер неловко кивнула Майклу. – Давно не виделись.
– Да.
Он хотел сказать что-то подходящее к случаю, но был слишком занят, подбирая челюсть со стола. «Черт возьми! Если бы Арни не назвал ее по имени, я бы даже не узнал».
– Ты давно на острове? – вежливо спросила Саммер.
– Э… я… э-э-э…
– К сожалению, нет, – ответила за него Алексия, ни к кому в особенности не обращаясь. – Майкл только открыл в Англии новое дело. Повезет нам, если добьется успеха. Верно, Тедди.
Тедди неодобрительно хмыкнул.
– Дня через два он должен лететь обратно.
– Ну… необязательно… – пробормотал Майкл, не сводя глаз со скул Саммер и полупрозрачной бронзовой кожи. А губы… полные, мягкие, бледно-розовые, призывно приоткрывшиеся, когда она сделала глоток охлажденного белого вина. Неужели у нее всегда были такие губы? Почему он не замечал их раньше?
– Я, наверное, смогу остаться подольше. Томми будет держать за меня оборону, если возникнет необходимость.
– В самом деле? – просветлела Алексия. Если Майкл будет дома, атмосфера определенно станет легче. – Прекрасно! Уверен, что сможешь уделить нам время?
– Конечно, ма. Для тебя – все на свете.
Рокси задалась вопросом, как это брату удается нести всю эту чушь с серьезным лицом.
Позже на кухне Алексия помогала Люси варить кофе.
– Ужин был настоящим триумфом, Люси. Огромное тебе спасибо.
– Это все Лидия. Подумаешь, ужин-шмужин, – отмахнулась Люси, ставя на блюдца костяного фарфора кофейные чашечки с узором из роз. – Поговори со мной. Каково это? Я имею в виду, каково это в действительности?
– Работа? Волнующе, – улыбнулась Алексия, но глаза оставались настороженными. Она что-то утаивала.
– Но?
– Никаких «но». Это большая честь и, конечно, огромные трудности.
– Милая, – ласково сказала Люси, – ты же не на новостном телеканале. Не стоит говорить стандартными фразами от имени партии. Ха! Я даже не имею права голосовать в веселой старой Англии. Поэтому вполне можешь сказать мне правду.
– Это правда, – улыбнулась Алексия. – Во всяком случае, работа потрясающая. Но стресс тоже велик. У меня была парочка неприятных инцидентов.
– Что в Англии означает…
– Угрозы. За несколько недель до нашего приезда кто-то звонил.
Алексия рассказала о зловещем, искаженном голосе и яростных проклятиях.
– Что-то насчет того, что кровь моя прольется в пыль. Я не знаю.