Еще кое-что тревожило его, и сначала было непонятно что. Что-то не так в окружающем его мире. Сухо во рту? Слишком прохладно? Слишком громок звук его шагов? Нет, это все не то. Наконец он догадался: пахло дымом. Причем вполне отчетливо. Лесной пожар? Вряд ли. Значит, где-то рядом есть живые. Кто-то жжет костер? Возможно, это не один человек, а несколько. Он шел вперед, но мысли об источнике огня не давали покоя. Наконец он понял, что не так. Картина «люди у костра в лесу» была очень яркой, но совсем неправдоподобной. Зачем людям сидеть в лесу, если поблизости стоят дома? Нет, дым определенно идет из садоводства. Егор разглядывал трубы домишек и над одной действительно увидел тонкую струйку. Совсем жидкую, почти потерявшуюся в облаках. Возможно, человек, не принявший наркотик, не заметил бы ее вовсе. Но только не он.
Люди топят печку. Сейчас они сидят возле нее, заглядывая через дверцу в печное нутро, туда, где алеют угли. У них готов горячий обед. У них есть постельное белье и даже, может быть, перины. Все то, что называется словом «быт». То, что прежде он недостаточно ценил.
На яблоне возле дома краснеют яблоки. До одури, до рези в желудке захотелось сочного яблочка. Вонзить зубы и хрустеть, хрустеть. И чтобы по подбородку тек сок. Запах дыма заворожил Егора. Впервые в жизни он понял, что это такое, когда тебя ведет не простое желание, а инстинкт.
Сейчас остро, как никогда прежде, он чувствовал себя частью своего биологического вида. Его выбросили из коллектива, из стада, и, отвергнутый, он вынужден скитаться. Нет, он и прежде знавал одиночество, но то одиночество было желанным. Сейчас он хотел к людям, нуждался в них. Егор шел на запах. Кто-то развел огонь, и этот кто-то послан ему самой судьбой.
Дом по всем признакам первый в садоводстве. Самый большой, самый крепкий на вид. Ставни выкрашены ярко-голубой краской. Забор густой, без прорех. Скорее всего, в этом доме живут круглый год, тогда как другие – лишь развлечение на лето. В пользу его догадки говорила и пристройка, в которой он заподозрил курятник.
Егор постучал, представляя, что откроется дверь дома, и кто-то поспешит к калитке, издавая по пути удивленные восклицания. Его втянут внутрь, и он, как усталый путник из сказок, получит все, что ему причитается, – кров, постель, пищу, а главное – долгий и упоительно откровенный разговор. Но на стук никто не откликнулся. Егор постучал громче. Тишина. Даже дымок в трубе иссяк. Он уже собирался уходить, когда калитка скрипнула и приоткрылась. На Егора уставилось ружье. Все правильно, с радостными приветствиями теперь не следует торопиться.
– Что молчишь? – строго спросил старческий голос.
– Эээ… здравствуйте, – отозвался Егор. – Я тут увидел дымок из трубы и решил зайти. На огонек.
– Говорила мне бабка – не топи, – проворчали за калиткой. – А я не слушал. Думал, самую малость огонь разведу, никто не увидит. Все равно заметили.
– Если вы не возражаете, я у вас немножечко… посижу.
– А если возражаю?
– Я вам не буду в тягость.
– Это мне решать.
– Я один, я безоружен. Впустите, пожалуйста.
– Вижу, что один, давно тут стою. Выстрелить в тебя уже собирался. Идешь как укушенный. Не стучать надо, а голос подавать.
– Так впустите?
– «Посижу», – передразнили его, – сам жрать небось хочешь.
– Если честно, не отказался бы. Но даже если просто дадите отдохнуть, я буду очень благодарен.
– Что мне твоя благодарность, – мужчина замолчал. Наконец калитка отворилась.
Хозяин оказался сухощавым дедулькой с вострым носом и въедливыми глазками на гладко выбритом лице.
– Благодарен, говоришь?
– Много здесь народу? – спросил Егор, осматривая дом с тюлевыми занавесками на окнах.
Дом был кругом подлатан, подмазан, ухожен. Он сумел бы загнать его за вполне приличную сумму, презентуя как «местечко со всеми коммуникациями, недалеко от города». Вот только пристройка явно ни к чему. В остальном все полный тип-топ.
– Только я и жена.
– Ружье помогло выжить?
– Нет, просто нужно ставить на участке нормальный забор, – сурово пояснил дед, – а не гнилые палки. Остальных за несколько минут перекусали.
– Сейчас тут… тихо? – осторожно поинтересовался Егор.
– Тише не бывает. Отвадил, – теперь дед держал дулом вниз. – Но все равно недалеко ушли, гуляют по округе.
Хозяин говорил, а сам сверлил глазами лицо незнакомца, приглядывался.
– Вы с женой разводите кур? – зачем-то спросил Егор.
– Разводил раньше. Всех зарезал. Вялые стали, не дай бог, птичий грипп.
– Вам не страшно тут вдвоем?
– Всем сейчас страшно. Ничего, живем. Свекла, картоха есть, крупы завались, свой колодец. Как раньше жили, так и живем.
Ему вдруг стало жалко деда. И эта сентиментальность – не из-за наркотика. Ужасно, трагично, непостижимо то, что творится с миром.
– Жрать, наверное, хочешь? – поинтересовался дед.
– Есть немного.
– Пойдем уж. Сам виноват, развел огонь. Не гнать же тебя теперь.
– Я не очень голоден.
– Как же, «не очень». Куда идешь?
– Домой.
– В город?
– В город.
– Там не выживешь. Там народу много. А откуда идешь?
– С дачи. Тут рядом, на Ропшинском шоссе.
– Один идешь?
– Один…
– Понятно, – вздохнул дед. – И что тебе на даче не сидится? Жрать нечего?
– Нечего. Ни продуктов, ни воды, – ничего.
– Понятно. Дача с цветочками. Цветочками не наешься.
– Это точно. Я отдохну немного и пойду.
– Куда теперь-то торопиться? Отдыхай.
– Спасибо. Но у меня там дело.
– Должно быть, очень важное дело, чтобы жизнью из-за него рисковать.
– Так и есть. Надеюсь, ваша жена не станет возражать?
– Она тебе рада будет.
– Спасибо.
– Сам ей скажи, она в курятнике.
Когда он заглядывал в темное душноватое помещение, то почему-то подумал о Варе. Вообще-то он довольно часто о ней думал, но всегда как-то урывками, невпопад. На пике волнения или физической боли. Вот и сейчас вспомнил, потому что дверь скрипнула совсем как дверь их номера в Таиланде. Возможно, Варе повезло. Она умерла, так и не осознав, что случилось с миром. Ей не пришлось продираться ночью через лес, дрожа от перспективы встретиться с этими, не пришлось бороться за жизнь. Не такой уж плохой выпал ей билет, если вдуматься.
Однако то, что открылось за дверью, мгновенно заставило Егора забыть о девушке. Как легко он дал себя провести. Все же лежало на поверхности, и не заметить очевидные нестыковки в рассказе деда было в его силах. Он был слишком возбужден встречей с живыми людьми и перспективой поесть горяченького. К деду с бабкой, наверное, не каждый час приходят гости, и довольно странно, что хозяйка так и не вышла на него взглянуть. Если добавить к этому тот факт, что всех кур семья перерезала, как сообщил ему дед, ситуация становится и вовсе дикой. Какие заботы могли задержать старуху в курятнике без кур? Любая женщина, долго сидевшая взаперти, сколько бы лет ей ни было, всегда высунется посмотреть на явившегося гостя. Ей в этом не помешает и пожар.