Она превзошла саму себя и даже сделала акварельный вариант любимого дизайна. Там живет счастливая семья: мама, папа, двое ребятишек, собака, – и «кадиллак» расположился на подъездной дорожке. Наивная и очень уютная картинка. Ее ли в том вина, что папа на ней такой печальный и с высокими скулами?
Когда она только начинала здесь работать, то сразу поняла, что придется возиться с этими готовыми домами. Но Вилли – из тех женщин, которые умеют договариваться со своими амбициями. Она пыталась сунуться к Фрэнку Ллойду Райту, но получила решительный отказ. (Ходят слухи, что он разорен и вряд ли возьмется за другой объект, так что «ату его!».) И она никогда не собиралась стать следующим Мисом ван дер Роэ. Пожалуй, это хорошо, потому как в Чикаго слишком много будущих ван дер Роэ. Например, как «Три слепых мыша», – расположенное через дорогу архитектурное агентство Скидмора, Оуингса и Меррилла. Не в ее формате! Этот Райт тот еще жук…
Она с удовольствием занималась бы проектированием общественного здания, больницы или музея. Но ей пришлось побороться и за эту работу, и за место в Массачусетском технологическом институте. «Крейк энд Мендельсон» была единственной компанией, которая пригласила ее на повторное собеседование, и она расстаралась: надела самую узкую юбку-карандаш, «подточила» чувство юмора и вооружилась портфолио, более полно раскрывающим ее истинные творческие способности. Что-то сработало, даже если они и наняли ее по тем, другим, причинам. Все пошло в ход – природные таланты плюс парочка уловок.
Последние события она накликала сама: рассуждала о важной роли, которую сыграет пригородное строительство в жизни семей рабочего класса. Ей, видите ли, нравится, что начали строить жилые комплексы рядом с рабочими местами; нравится, что у «голубых воротничков» появляется возможность приблизиться к образу жизни более высокого класса, и они смогут уехать из города, где в квартире для одной семьи живут десять. Теперь ей понятно, что подобные высказывания можно интерпретировать как прорабочие и пропрофсоюзные. А еще и как прокоммунистические. Поистине, язык мой – враг мой!
Напряжение отравляет ее как избыток кофеина. Все из-за пронзительных взглядов Стюарта! Она понимает, что совершила непростительную ошибку. Он первый приставит ее к стенке. Именно так поступают сегодня люди. Соседи подглядывают из-за занавесок, школьные учителя заставляют детей стучать друг на друга, коллеги обвиняют в шпионаже сотрудника за соседним столом.
Все началось с того случая на вечеринке, в первую неделю ее работы. Она смеялась над ним, он разозлился, поднабрался и пошел за ней в женский туалет. Сунулся с поцелуем своими тонкими сухими губами, прижал к раковине с позолоченными кранами в черной кафельной стене и стал поднимать юбку, одновременно пытаясь расстегнуть свои брюки. Витиеватые зеркала в стиле модерн многократно повторили его неловкие суетливые движения, разбили изображение на сотню маленьких фрагментов. Она попробовала оттолкнуть его, но безуспешно, и тогда потянулась за косметичкой, прислоненной к раковине – она как раз подкрашивала губы, когда он вошел, – и схватила черно-серебряную зажигалку в стиле арт-деко, купленную на память в честь поступления в МТИ.
Стюарт взвизгнул и отпрянул, прижавшись губами к волдырю от ожога, моментально вздувшемуся на косточке запястья. Она ничего не сказала остальным. Остра на язык, но знает, когда его лучше придержать. Но разговоры поползли – похоже, кто-то видел, как они выходили, оба раскрасневшиеся и в праведном возмущении. С тех пор он стал ее ярым противником. Она не идет на ленч, чтобы не сталкиваться с ним по пути, хотя желудок издает угрожающее рычание. Однако, стоит Стюарту отправиться в кабинет Мартина, Вилли хватает сумку и устремляется к двери.
– А что, уже обед? – Джордж многозначительно смотрит на часы.
– Я быстро! Ты и не заметишь, как я вернусь на место.
– Прямо как супершпион!
Ну вот, они уже стали называть вещи своими именами.
– Точно. – А ведь она даже не пролистала этот проклятый комикс. Дерзко подмигнув, Вилли неторопливо выходит из кабинета и направляется к золотистому лифту по коридору, выложенному мерцающей мозаикой в форме чешуек.
– Мисс Роуз, с вами все в порядке? – интересуется охранник у дверей. Его лысина соревнуется в блеске с лампами на потолке.
– Отлично, Лоренс. А как вы?
– Да вот простудился. Скорее всего, придется идти в аптеку. А вы какая-то бледная. Берегите себя, не заболейте. А то грипп гуляет.
Вилли выбегает на улицу и прислоняется к основанию арки главного входа; в ту же секунду морской конек из украшений на фасаде впивается ей в спину. Сердце, кажется, вот-вот выпрыгнет из груди.
Больше всего сейчас хочется пойти домой и свернуться калачиком в не заправленной с утра постели. (Простыни до сих пор, с ночи среды, пахнут Сашей.) Кошки очень обрадуются ее возвращению домой. И в холодильнике полбутылки мерло. Взять и смыться до конца рабочего дня, но как остальные посмотрят на это, особенно Джордж?
Сейчас главное – вести себя как ни в чем не бывало, собраться. Прохожие начинают бросать в ее сторону пристальные и, что еще хуже, сочувственные взгляды. Того и гляди, кто-нибудь подойдет из самых добрых побуждений помочь и поддержать. Так и есть: уже приближается озабоченная старушенция с морщинистой шеей, и Вилли быстро отрывается от стены. Стремительно направляется вверх по улице; в нескольких кварталах отсюда есть бар, где можно благополучно избежать нежелательной случайной встречи.
Тот располагается в подвале, так что из окна видны только ноги проходящих мимо людей. Бармен ее всерьез не воспринимает, продолжает снимать видавшие виды стулья с таких же неприглядных столов, готовя зал к приходу посетителей.
– Мы еще закрыты.
– Виски с лимонным соком. Без льда.
– Мисс, но…
Она кладет на стойку двадцать долларов. Бармен пожимает плечами, поворачивается к ряду бутылок на полках и без особенного энтузиазма начинает готовить ей коктейль.
– Вы из Чикаго? – спрашивает он из вежливости.
Она похлопывает банкноту на стойке:
– Я оттуда, где такие водятся в изобилии, так что заткнись и поторопись.
В зеркале за стойкой отражаются ноги прохожих. Черные грубые башмаки. Туфли на плоской подошве с застежкой на ремешке. Девочка в белых носочках и ботинках на шнурках. Мужчина с костылем. На секунду показалось, что она его где-то видела, но, когда повернулась к окну, там уже никого не было. Ну и что? А вот и ее заказ готов.
Вилли выпивает порцию, за ней еще одну. После третьей чувствует, что готова идти обратно. Подвигает бармену двадцатку.
– Эй, а где еще одна?
– В следующий раз, работничек.
В приятной безмятежности, не спеша, Вилли направляется к офису. К тому времени, когда она доходит до дверей, от головокружения становится дурно. Ноги тяжелеют, а в голове, кажется, засверкает молния. С каждым шагом давление в мозгах усиливается; изобразить улыбку и открыть дверь в кабинет стоит неимоверных усилий.