Вздохнув, Альфонс невольно стал протирать глаза. Бросив на меня полный изумления взгляд, он недоверчиво тряхнул головой.
— Да, на этих дорожках тебя так протрясет, что поневоле черт знает что вообразишь, — сказал он. — Так трясет, что иногда тебе кажется, что идешь по канату. Ваше здоровье, месье Кокеро!
— Ваше здоровье, месье.
* * *
Страсбург! Страсбургский собор! Его колонны, башни, завитки, прозрачные, словно жилки листа. Башня кажется невесомой, а витражная роза из шестнадцати лепестков на западном фронтоне — настоящее чудо света! Роза и башня, камень и стекло — творение рук человеческих, непостижимое и великолепное. Башню эту не охватить взором, стоя на площади перед собором, — и пытаться нечего, а не то голова закружится, и шею скрутишь себе так, что к вечеру придется спасаться от боли притирками. Наверное, такова скрытая месть тех, на чьих костях возведено это чудо. Поговаривают, что души их плюют на нас со стен и носятся с ветром, изгоняющим пыль и грязь с витражей. И божественный свет, проникающий в собор снаружи, священнее всего внутреннего убранства. Когда я двенадцать лет спустя вновь оказался здесь, моя первая молитва звучала так: теперь я снова примирился с тобой. Аминь!
Расположиться я решил в первой попавшейся гостинице, там мы с Альфонсом и поужинали. Я пообещал, что по возвращении в Париж непременно зайду в его лавку деликатесов. После обильного и по части еды, и по части пива ужина я забылся мертвым сном и впервые за долгое время странствовал во сне по берегам Рейна, созерцая ели, сосны Эльзаса.
Что может быть лучше?
Прекрасно. Так как я был сыт передвижением общественным транспортом, мне, чтобы добраться до имения моего детства, пришлось нанимать частный. В пролетке — купе, запряженном парой лошадей, показаться в вотчине Оберкирхов я позволить себе не мог. В конце концов, что-что, а деньги у меня благодаря щедрым дотациям графа были. Да и комиссар Жоффе пообещал возместить все расходы, связанные с моим участием в расследовании убийства барона Оберкирха.
По пути в имение я вновь попытался воссоздать картину убийства на основе имевшихся до сих пор сведений: Людвиг был убит стилетом, ему же принадлежавшим, который, как показал слуга, использовался для чистки ногтей. Смертельный удар был нанесен сзади, хотя порезы на ладонях графа свидетельствовали о том, что ему пришлось отражать нападение спереди. Убийство произошло в спальне графа — на Людвиге был утренний халат. К тому же по некоторым признакам он был сексуально возбужден, в высшей степени вероятно, что непосредственно перед гибелью он дожидался «ее».
Был ли Людвиг в интимных отношениях с Марией Терезой или же нет?
Альбер Жоффе признал, что до сих пор не задавал этот вопрос. Но разве ответ на него, будь он положительный или же отрицательный, каким-нибудь образом способствовал прояснению этого довольно запутанного дела? Тип отношений с обоими братьями, присущее ей от природы отсутствие стыдливости — из всего этого логически вытекала постановка такого вопроса. Филипп был большим ревнивцем, но и Людвиг вряд ли уступал ему, да вашему покорному слуге также знакомо это чувство. Усмехнувшись про себя, я вспомнил бог знает в какой раз бесконечно дорогие для меня минуты после единоборства на рапирах — Мария Тереза произвела на меня впечатление женщины, вполне искушенной в вопросах любви. Другими словами, ни о какой девственности речи быть не могло.
Кто же был ее первым мужчиной? Людвиг? Если не он, то кто? Или такового вовсе не было? То, что воспитанницы детских приютов, пансионов и т. д. предавались утехам в духе Сафо, ни для кого не секрет, да и малоприятные воспоминания самой Марии Терезы на сей счет вполне заслуживают доверия. Потеря девственности в стенах пансиона ничуть не уменьшала шансы на выгодное замужество. Напротив, будущие супруги нередко отдавали предпочтение именно этой категории выпускниц — дескать, они куда опытнее в вопросах любви. Были и такие женихи, которые питали особую склонность именно к этим, как они выражались, «лесбияночкам», и все потому, что таких было весьма трудно шокировать чрезвычайно пестрой палитрой постельных пожеланий.
Отсюда следует, что первым был ты?
Я улыбнулся про себя — с каждой минутой все труднее становилось сосредоточиться на истинно следовательских мыслях и соображениях. Да и знакомая местность вокруг отвлекала. Участок вдоль Эна, деревья, уже подернутые первой прозеленью, взволновали меня. Надо мной к востоку тянулись стаи диких гусей, на кроне старого, засохшего дуба приютилось аистиное гнездо, в котором гордо возвышался его обитатель. Весна вступала в свои права, и здесь, в мягком климате долины Рейна, она вела себя куда увереннее, чем в Париже, хотя на дворе был всего лишь февраль.
Я уже одолел три четверти расстояния до имения, теперь предстояло повернуть на запад, к предгорьям Вогез.
А обнаруженный служанкой Людвига втоптанный в ковер перстень? — вопрошал я себя. А непонятные буквы или знаки, нацарапанные им на окопном стекле?
Мы с Альбером Жоффе предполагали, что они могут обозначать фразу: «Ты позабудешь меня». Так кто все-таки был их автор? Убийца? Сам Людвиг? Или Мария Тереза? Последнее исключается, поскольку перстень был ее и она потеряла его в спальне Людвига. Это вряд ли мог быть и убийца, в таком случае ему необходимо было иметь этот перстень. Значит, оставался Людвиг. Что могло заставить его поступить таким образом? Какими намерениями он руководствовался?
При приближении к дорожному перекрестку я прервал монолог. Внимание мое привлекла женщина, стоявшая у божницы. Одинокая, со сложенными руками, она почему-то напомнила мне святую Одиллию, покровительницу Эльзаса, в особенности почитаемую всеми незрячими и плохо видящими. Одиллия сама появилась на свет незрячей, но в момент крещения ее в бургундском монастыре произошло чудо — она прозрела. Может быть, и эта женщина надеялась на похожее чудо? Одета она была в праздничный наряд зажиточной крестьянки — белая блуза с рюшами, красный пояс, черного цвета накидка, лакированные туфли, белые носки.
Присутствовала и еще одна немаловажная деталь — волосы были собраны в широкий тугой узел, разделенный пополам и напоминавший полумесяц. Живописный вид, такая же неотъемлемая часть Эльзаса, как дома в стиле фахверк, круглые окошки со свинцовым стеклом, винные бутылки с длинным горлышком и усеянные травами-специями поля. Присев в книксене, женщина перекрестилась, поздоровалась, потом забралась в повозку. На козлах сидел, покуривая трубку, крестьянин, наверняка ее муж. Махнув ей в ответ, я тут же почувствовал, что судьба сведет меня с ней вновь.
И представьте, не ошибся. Каким бы невероятным это ни казалось, история, приключившаяся с ее мужем, помогла мне узнать, что послужило причиной слепоты Марии Терезы.
* * *
И наконец мы в имении! Через распахнутые ворота мы въехали во двор импозантного особняка в стиле фахверк — усадьбы Оберкирхов. Меня встретили незнакомые лица, дружелюбные, сосредоточенные, некоторые равнодушные. Чувствовал я себя как любой из парижан, очутившийся в погожий день на лоне природы и поражающийся, как же все-таки деревенский воздух может вобрать в себя запахи сена и стойла, коптилен и яблок и свежеструганного дерева.