– Я родился в Мичигане, – буркнул он.
– Австралия может вздохнуть свободно, – улыбнулся детектив.
– Идите к черту!
– Мистер Огден, – покачал головой Аллейн, – вы чересчур обидчивы. Фокс, чего вы ждете?
Огдена увели. Посвященные один за другим покинули гостиную. Миссис Кэндур, Клод и Лайонел, между которыми вдруг обнаружилась загадочная близость, ушли вместе. Де Равиньи, все это время сидевший с невозмутимым видом, церемонно распрощался с детективами.
– Полагаю, месье инспектор, дело не кончится легкой нервотрепкой.
– Скоро нам всем понадобятся крепкие нервы, месье де Равиньи, – сурово пообещал инспектор.
– Охотно верю. Но теперь, когда Кара отомщена, я удовлетворен. Должен признаться, сам я подозревал священника. Несомненно, он работал на пару с Огденом. И Каре причинил множество страданий. Приучить ее к наркотикам… с ее-то характером!
– Значит, вы подозревали о наркотиках?
– Разумеется. Я даже пытался ее отговорить. Месье, на мне тоже лежит немалая вина. Я сам привел ее в это проклятое место. И никогда себе не прощу.
– Хочу задать вам еще один вопрос, – продолжал Аллейн. – Вы помните, как в тот вечер к вам попала в руки «Занимательная химия»?
– Когда речь зашла о книге, я сразу вспомнил, что держал ее в руках, но как и почему это произошло, улетучилось из памяти. И только потом, вернувшись домой, я восстановил полную картину. Я опрокинул бокал. Брызги попали на «Химию». Странно, как я мог это забыть.
– Понимаю, – вежливо кивнул Аллейн. – Значит, вы сами наткнулись на книгу? Огден вам ее не показывал?
– Нет, месье, я взял ее сам. Не урони я тогда бокал, она осталась бы стоять на полке. Это я привлек к ней внимание Огдена. В тот момент он, кажется, разговаривал с миссис Кэндур. Я подозвал его, чтобы спросить о книге.
– Ясно, – отозвался Аллейн. – Все сходится. Большое спасибо, месье.
– Не за что, месье. С вашего позволения…
Он удалился с тем же невозмутимым видом. К Аллейну подошла мисс Уэйд. На ее лице было написано знакомое ему выражение лукавой проницательности.
– Добрый вечер, офицер.
– Добрый вечер, мисс Уэйд, – серьезно ответил Аллейн.
– Я ужасно расстроена, – призналась мисс Уэйд. – Мистер Огден казался таким достойным джентльменом – для иностранца, разумеется. А теперь выходит, что он отравитель?
– Ему предъявили обвинение в убийстве, – объяснил инспектор.
– Вот именно, – кивнула мисс Уэйд. – Мой брат однажды был в Мичигане. Удивительно, как тесен мир.
– Воистину!
– Конечно, – продолжала мисс Уэйд, – отец Гарнетт был введен в заблуждение. И кем!
– Мисс Уэйд, – заметил Аллейн, – позвольте дать вам один совет. Постарайтесь как можно скорее забыть об этом месте и обо всем, что с ним связано.
– Что за глупости, офицер. Я по-прежнему буду ходить на службы.
– Боюсь, служб больше не будет.
Мисс Уэйд уставилась на Аллейна. Постепенно в ее блеклых глазах стало появляться что-то похожее на понимание.
– Не будет служб? Но что мне тогда делать?
– Мне очень жаль, – мягко ответил детектив.
Она бросила на него уничтожающий взгляд, который явно должен был поставить его на место. Потом поправила свои потертые перчатки и направилась к двери.
– Приятного вечера, – обронила мисс Уэйд и вышла в опустевший зал.
– О, мистер Гарнетт! – покачал головой Аллейн. – О, мистер Огден!
Последними остались Морис и Джейн.
– Вот что, – произнес инспектор, – я не стану говорить с вами как официальное лицо. Мисс Уэйд, бедняжка, только что выразила мне свое презрение, и вы можете сделать то же самое, если найдете нужным. Мистер Прингл, я хочу от души поблагодарить вас за ту речь, которую вы только что произнесли. Это был мужественный поступок. Вы нашли в себе смелость откровенно признаться в своем пристрастии. И я тоже буду с вами откровенен. Я думаю, что вам нужно обратиться в хорошую клинику и пройти надлежащее лечение. У меня есть на примете одно подходящее место. Если вы мне позволите, я напишу письмо доктору. Он отнесется к вам с полным уважением и сочувствием. Приятного будет мало, но я уверен, что это ваш единственный шанс. Не отвечайте сразу. Подумайте и дайте мне знать. А пока я попрошу присмотреть за вами доктора Кертиса. Он поможет. Понимаю, с моей стороны это возмутительная дерзость, но надеюсь, вы меня простите.
Морис встал и посмотрел в лицо инспектору.
– Можно, я к вам как-нибудь зайду? – спросил он неожиданно.
– Да, если я не буду очень занят, – сдержанно ответил Аллейн. – Только не делайте меня объектом поклонения. Я уже заметил что-то такое в ваших глазах. Учтите, я самый обычный человек, а вы уже достаточно взрослый, чтобы впадать в подобное мальчишество.
Он повернулся к Джейни.
– До свидания, – сказал он. – Боюсь, вас привлекут в качестве свидетеля.
– Наверное, – кивнула Джейни. – А я могу быть объектом поклонения?
– Рядом с вами я чувствую себя полным ничтожеством, – улыбнулся Аллейн. – Прощайте, и да благословит вас Бог.
– И вас тоже, – ответила Джейн. – Идем, малыш.
– Ну, Басгейт… – вздохнул Аллейн.
– Что? – спросил Найжел.
– Вы снова оказались правы.
– Да? Когда?
– В то воскресенье вы сразу сказали, что Огден слишком хорош, чтобы быть настоящим.
– Господи, и правда! – воскликнул журналист. – Совсем забыл. Какой же я, однако, умница. Послушайте, Аллейн. Вы не против уделить мне минут десять и… подтвердить мое первое впечатление?
– Этого я и боялся. Ну ладно. Только у вас дома.
– Разумеется.
Они заперли квартиру Гарнетта и вышли в зал. В храме горели только две настенные лампы, и все здание было погружено во мрак, так же, как в тот вечер, когда Найджел впервые пришел сюда с непрошеным визитом. В зале было так тихо, что они слышали, как по крыше уныло барабанит дождь. Статуи серыми громадами высились у стен, но их прежние позы приобрели какой-то новый смысл. Вотан, казалось, грозил им мощной дланью. Феникс зловеще поднимал над пламенем обугленные крылья. Аллейн последовал за Найджелом по центральному проходу. У двери он остановился и посмотрел на храм.
– Интересно, что станет с этими людьми, – заметил он. – Одна из аллегорий Гарнетта, пожалуй, справедлива. Что бы ни происходило, феникс шарлатанства вновь и вновь восстает из пепла. Сегодня мы закроем этот религиозный цирк, а завтра кто-то снова приведет в него свою легковерную паству. Идемте.
Они вышли во внешнюю галерею и на улицу. Констебль по-прежнему стоял на страже.