— Кость, ты не обиделся? — Кэт возникла перед ним внезапно, словно материализовалась из воздуха.
— На что? — он изобразил искреннее удивление.
— Ну, я тебя избавила от лишних объяснений по поводу Финки. Втолковывать всем по десятому разу ведь унизительно, верно? А учителя иногда тупят.
— Всё верно, Кэт. Спасибо тебе, светлая голова.
— Сейчас собрание в актовом зале. Пойдёшь?
— Не-а. Не хочу.
Кэт посмотрела на него с восхищением.
— Ну, я бы тоже прогуляла… Но, понимаешь, Бебела просила помочь с этим, как его…
— Кать, правило номер раз: никогда не оправдывайся. Ты можешь идти, можешь не идти, можешь свалить с середины собрания, или что там планируется?.. В общем, поступаешь так, как именно ты считаешь нужным. Вот и всё. В этом зерно идеи.
— Идейные все, как я посмотрю, — медовым голосом проговорила подошедшая к ним Носова и стрельнула в Костика глазами. Он заметил, что на блузке у неё расстёгнуто чуть больше пуговиц, чем надо. Ненавязчиво так, как будто случайно. «Молодец, девка! Но не в моём вкусе».
Хотя почему не в его? Рита Носова обладала лучшими в классе… частями тела, причём всеми без исключения. Да и на личико была ничего. Глуповата? Есть немного, Кэт, конечно, поумнее, но ведь не философские же догматы с девчонками обсуждать?
Носова держала кипу плакатов, свёрнутых в рулоны. Выбившаяся из-под заколки непослушная рыжая прядь заслонила один глаз. Рита несколько раз злобно дунула на неё и, не добившись результата, попыталась плечом убрать волосы с лица. Рулоны выпали из рук, она наклонилась их поднять, вырез блузки открыл совсем уж пикантную картину девичьей груди, стянутой кружевным бюстгальтером невообразимого канареечного цвета. Костик даже смутился и бросился помогать, хотя Носова уже подхватила выпавшие плакаты. Но не стоять же истуканом и не пялиться на девчонку!
Кэт презрительно фыркнула и удалилась, насвистывая, точно пацанёнок.
— Давай, помогу тебе отнести макулатуру, — он взял у Риты рулоны и направился с ними в актовый зал, стараясь не смотреть на Носову, чтобы не выдать смущения.
В зале было полно народу. Ученики, начиная с восьмого класса и старше, безудержно галдели, кидались скомканными снежками бумажек, громко и азартно комментировали что-то, пялясь на экраны смартфонов. Костик положил рулоны на жёлтую фанерную трибуну, как просила Носова, и хотел было удалиться, даже не поинтересовавшись темой собрания, но тут… Тут произошло нечто такое, о чем он позже вспоминал, разбирая на малейшие составляющие и смакуя каждую мелкую деталь. Он увидел ЕЁ.
ОНА была необыкновенно хороша. Сидела в пятом ряду, разговаривала с какой-то невзрачной подругой, а Костик не мог оторвать от неё взгляда. Он, конечно же, видел красивых девочек, но эта была особенной. Светлые волосы, забранные назад, синий джемпер, джинсовая юбка, никаких украшений. Точёное личико, аккуратный маленький носик, какие-то необыкновенные глаза. Но самое главное — линия губ. Удивительный капризный изгиб, точный завершающий штрих немыслимого, неземного образа. Больше ничего и не надо. Никакой призывно расстёгнутой блузы, как у Носовой, никакого мини. Костик таращился на эту линию губ и не понимал, что с ним происходит. Всё перевернулось. Красоты в губах этой девочки было столько, что всё остальное представлялось лишним, отвлекающим: и грудь, очерченная одеждой, — важнейший, кстати, для одноклассников элемент, и попа, и ноги. Всё в ту минуту оказалось периферийным, незначимым, и Костику даже захотелось встряхнуть головой, чтобы сбросить наваждение. Он смотрел и смотрел на неё, пока она не заметила его настырный взгляд и не принялась что-то нашёптывать подруге, приставив ладонь к краешку рта. Костика будто обдало кипятком. Подруга-дурнушка (да рядом с ней — все дурнушки) быстро взглянула на Костика, продолжая внимать шёпоту красавицы, и вместе они прыснули каким-то неприятным дующим смехом, таким нелепым и уродливым. Он, конечно же, понял, что говорят о нём, и далеко не приятные вещи. Смех красивой девочки больно уколол его. Костик отвёл взгляд и уже хотел было гордо удалиться из зала, но Рита придержала его за рукав.
— Пялься, пялься, а трогать не моги. Она — кабанская.
— В смысле? — обернулся Костик.
— Ну, Кирюхина она. Девушка Кабана.
Ах вот, в чём дело! Костик почувствовал, как тысячи иголок впились в его ладони и ступни. Значит, она уже чья-то!
— Это Алиска Авдеева из параллельного. Кабан тебе ноги выдернет и зубочистки вставит, — нараспев проворковала Носова.
— Рит, не лезь, а! Хочу и пялюсь.
Дверь открылась, и вошёл директор Иван Матвеевич в сопровождении нескольких учителей. Зал притих. Пока те продвигались к трибуне, у Костика ещё было время что-то предпринять. Например, вразвалочку, как заправский матрос, прошествовать к выходу, ни разу не обернувшись на публику. Или сесть в последнем ряду возле Кэт. С ней можно поболтать, коротая время до окончания сборища. Или просто плюхнуться на любое свободное место, раз уж невольно в этом зале оказался. Заодно и послушать, о чём тут речь. Информация не помешает.
Но Костик выбрал самый гиблый вариант: десять шагов от трибуны — и он возле пятого ряда. Ещё мгновение — и сел в свободное кресло рядом с роковой красавицей. И тут же возникла мысль: как может быть свободным место рядом с такой девчонкой?
Он вжался в кресло, будто испытывал космические перегрузки или же встречный ветер пригвоздил его к дерматиновой спинке. Иван Матвеевич начал речь. О чём? Костик напряжённо смотрел ему в рот, но не понимал ни слова. Слева от него сидела ОНА, и присутствие Её бедра на расстоянии в пол-ладони от его ноги напрочь вымыло все остальные мысли из головы, заставив почти физически ощущать эти несколько сантиметров. Ему нестерпимо захотелось ещё раз взглянуть на её губы, но ведь так просто не повернёшь голову. А, собственно, почему нет? Он — джибоб, и делает, что хочет. Просто взять и повернуться вполоборота. И заговорить. Для джибоба это должно быть вполне естественно. Должно быть… Костика задела паскудная мысль, что он суррогатный джибоб, раз трусит взглянуть на девчонку. Ещё минуту он набирался мужества, потом медленно начал оборачиваться назад, якобы к Кэт, сам же пожирал глазами нежную розовую щёку соседки и аккуратное ушко, и светлый завиток у скулы. Просканировал эту волшебную картинку, помахал сидящей на заднем ряду Кате, чем немало удивил её, и принялся также медленно, как если бы у него болели все суставы, возвращать тело в исходное положение. И снова жадно впитывал глазами ухо, щёку, краешек губ, с бокового ракурса напомнивших ему маленького дельфинчика с глупой картинки на его давнишнем детском ранце. Повернулся лицом к трибуне и прикрыл веки, стараясь зафиксировать образ, найти ему постоянное укромное место в сознании.
— А кто это у нас спит? — послышался директорский баритон.
Зал взорвался хохотом, заставив Костика открыть глаза. Иван Матвеевич откашлялся и продолжил. Краем уха Костик уловил, что речь идёт о чём-то скучном: о преемственности поколений, о наставниках, о летней практике. Какая несусветная ерунда! Боковым зрением он заметил, что красавица вытянула ноги под сиденье кресла впереди. Он скосил глаза — так, чтобы она не догадалась, и залюбовался её икрами. Вот уж, действительно, в красивом человеке всё красиво: и губы, и глаза, и ноги. И имя у неё необыкновенное — Алиса. И запах головокружительный. Так пахнут, вероятно, эти, как их… эльфы… Юбка приоткрыла колени, конечно же случайно — Костик не сомневался. Ещё миг — и он уже не мог оторвать от них взгляда. И не в силах был вспомнить, что можно сравнить с таким совершенством — статую в Летнем саду, балерину Дега на календаре в комнате родителей, фламинго из недавнего документального сериала на канале «Animal Planet»…