На уроках физкультуры Костику всегда всё давалось легко. Брусья — пожалуйста, шест — не вопрос, прыжки через перекладину — и это сдюжим. Был лишь один «субъект» в спортивном зале, с которым у него никак не налаживался контакт. Имя ему — козёл. В прямом и переносном смысле. По мнению Костика, это был снаряд, специально придуманный для того, чтобы дискредитировать его как спортсмена, выставить перед всеми на посмешище и, в довершение позора, оставить синяки на бёдрах, коленях и других немаловажных для полноценной жизни местах. Красотой этой даже и не похвастаешься по-пацански, она — свидетель твоей полной немощи перед его сиятельством Козлом, знак триумфа бездушного четвероногого чурбанчика над человеком. Впрочем, в его бездушии Костик стал сомневаться. Есть, есть у него душонка! Коварная, ехидная, смакующая мальчишескую трусость. Было в этом даже что-то мистическое. Как назло, девчонкам он покорялся без особого труда: разбежались, прыгнули, оттолкнулись руками о кожистую спину монстра, приземлились на мат, фасонно прогнув поясницу. Делов-то! А он, сноубордист, обычно стоит на старте долго-долго, не в силах начать разбег, нервничает, потеет, проклинает и физрука, и урок, и того, кто выдумал этот, с позволения сказать, спортивный — нет, настоящий пыточный снаряд. Потом всё-таки пересиливает себя, несётся на козла с уверенной мощью и в самую последнюю секунду словно обмякает, не в силах запрыгнуть на него, останавливается, будто перед стеной, или сворачивает в сторону, как строптивый конь, не желающий брать препятствие в конкуре. А однажды случилось ещё хуже. Он поборол свой невероятный, почти языческий страх перед этим козлищей, оперся руками, оторвался от пола, мечтая скорей перемахнуть через чудище, но в секунду отрыва что-то подломило его локти, загасило скорость. И через миг Костик неудачно приземлился на козлиный круп, больно ударившись копчиком и заработав неприятную гематому в деликатном месте. Но самым гнусным был громкий гогот одноклассников, навзрыд, до икоты, как будто смешнее в жизни ничего нет. До сих пор стоит в ушах…
Костик смотрел на чёрного козла в зале новой школы и чувствовал, что кошмар повторяется. Так бывает в ужастиках: монстр жив, добить не удалось. Последний кадр фильма как заявка на продолжение: I’ll be back!Грамотный сюжетный ход. Это же страшилище возродилось почти пафосно: по всему было видно, что оно новёхонькое, с фабрики, или откуда их там привозят? У Костика обострился нюх и зрение, ему чудилось, что он вдыхает запах «молодого дерматина», и глаза особо чувствительно улавливают недобрый блеск черной спины.
— Ну что, друзья, обновим снарядец! — словно в подтверждение его мрачных мыслей произнёс Ватоль.
«Обновим… Моей пятой точкой… И моей репутацией», — с грустью подумал Костик. — «Под дружеское ржание новоявленных корешей».
Он стоял почти в самом конце строевой линейки. Приступили к прыжкам. Сперва девочки — у всех получалось гладко, кроме одной, полненькой. Пацаны таращились на попы одноклассниц, хмыкали, подгоняли, словно кобылок, удалецким «гоп-гоп», потом очередь дошла и до них самих. Костик почувствовал, как взмокли ладони. Будь он проклят, козлище!
Вот в очереди перед ним три человека, два, один. И все без исключения перемахивают через ирода легко, точно и выверено, как будто играют в чехарду, и под ними мягкие спины приятелей.
— Следующий! Пошёл, пошёл! — замахал Костику физрук.
«КАКОГО РОЖНА! — закричало у него внутри. — Я ДЖИБОБ! Я не намерен делать то, чего не хочу! Это в корне противоречит принципам джибобства!»
— Вадим Анатольевич, — спокойно и с достоинством произнес Костик, отойдя в сторону к шведской стенке. — Я не буду прыгать.
— Почему? Как фамилия? — вскинул брови Ватоль.
— Рымник. Я новенький.
— Нога болит?
— Нет, не болит, — Костик выдержал интригующую паузу. — Я не хочу.
Кто-то присвистнул, девочки зашептались.
— Мало ли, что ты не хочешь! — физрук почесал пузо под футболкой. — Давай. Толчковой! Я подстрахую, не боись!
Костик присел на скамью.
— Я не боюсь. Я просто не делаю того, чего не хочу. Это мой принцип.
— Он джибоб, они такие! — с восхищением подала голос Кэт.
— Да мне-то что с того, какой он боб или кто там ещё! — взревел физрук. — Двойку захотел?
— Ставьте. Прыгать сегодня не буду. Завтра — может быть…
Бросив на Костика инквизиторский взгляд, Ватоль поспешил к столу, заваленному рулонами бумаги, пружинами от эспандеров, какими-то пакетами, сдвинул пятернёй весь этот хлам и открыл классный журнал.
— Ты думаешь, малец, физкультура это так, не главный предмет, можно наплевать? Ну-ну!
По шевелению его правого локтя Костик понял: физрук что-то торопливо и размашисто пишет.
В зале стояла тишина, ребята смотрели на новичка с уважением.
— Слушай, Костян, — прошептал Потехин. — Ты это, не ссорься с ним. Двойку в четверти влепит, как пить дать, а она тебе всю картину подпортит.
— Да я не ссорюсь ни с кем. Джибобы — мирное племя. Мы просто не терпим насилия над личностью в любом виде, а то, что сейчас происходит, — самое, что ни на есть, насилие. Не всегда удаётся делать в жизни только то, что хочешь, но что НЕ хочешь — уж точно НЕ делаешь, понимаешь? Ты свободен вот здесь, — Костик стукнул себя по груди. — Вот и вся философия. Проще простого.
Несмотря на полученную двойку и явно назревающий конфликт с учителем, Костик почувствовал себя настолько счастливым, что даже прикрыл глаза. Как он раньше не додумался до этого? Отец и дед искали эту свободу, он знал, — искали, потому что любили говорить о ней часами на кухне, ещё в старой квартире, не обращая внимания на него, маленького. А брат? Да наверняка! А всё оказалось просто: ты поступаешь так, как считаешь правильным именно в этот самый момент. Сиюминутная правда — она первична. Делай, если хочешь или считаешь нужным. Не делай, если не желаешь этого! Принимай решение, коли оно созрело в голове. Не принимай, ежели оно тебе в тягость. А её, тягости, и не может быть, не может! Ты — индивид и живешь по своим законам! А общество? Что ж, многие его правила вполне логичны, так почему бы ни следовать им? Найдётся что-то неприемлемое для индивида — ни секунды не задумывайся, просто иди своим путём, никому не мешая. Войны нам не надо: войны приносят дискомфорт.
Большим мыслям стало тесно в голове. Костик взъерошил волосы, оглядел зал. Девочки висели на брусьях, как мартышки, пацаны обступили турник. Ватоль понукал мальчишку, свисающего с перекладины, точно мятые выстиранные кальсоны.
Костик быстрым шагом подошёл к ним, дождался, когда сползёт вниз измождённый физкультурной пыткой «спортсмен», и, подпрыгнув, ухватился за холодную металлическую жердь.
— Рымник, можешь не стараться. Уже банан свой заработал. Вали, отдыхай, — пробасил Нэш.
Физрук кивнул очередному пацану, подзывая к турнику. Костик не отреагировал.
Хотел было сказать, мол, в данную минуту желает подтянуться, и попробуйте только помешайте! Но потом передумал что-либо объяснять толпе: джибоб никогда не оправдывается. И, почувствовав прилив какой-то небывалой силы, легко подтянулся пятьдесят раз. Побил собственный рекорд. Затем спрыгнул, потёр неспешно ладони, и вышел из физкультурного зала под завистливые взгляды одноклассников.