«Ничего не бойся», — шепнул он ей на ухо.
Покрутив головой в поисках подходящего места, Костик посадил Лену на высокую стойку, чтобы кружившая рядом людская воронка, затягивающая всех без разбора, не раздавила её, хрупкую девочку, по нелепой, конечно же, нелепой ошибке — он в этом не сомневался — оказавшейся в этом клубешнике. Лена мгновенно поджала ноги, вцепилась в края стойки и с какой-то отчаянной благодарностью посмотрела на Костика.
— Джибобы! — срывая голос до хрипоты, крикнул он, поперхнулся, закашлял и получил удар в ухо такой силы, что не смог удержаться на ногах.
Где-то завыла полицейская сирена, то ли на улице, то ли в его голове — прямо в темени. Слева появилась чья-то рука, нацеленная на скулу. Он попытался увернуться, но не смог — что-то мощное проехалось по косой от брови к челюсти. Костик успел лишь сообразить, что рука эта обмотана банданой, а под банданой — кастет. У самых глаз он увидел рифлёную подошву ботинка, огромную, точно шина внедорожника, с глубоким рисунком протектора. Показалось, что сейчас она раздавит его, как танк насекомыша. Костик молниеносно перекатился на спину, схватил нависшую над ним ногу, дёрнул со всей силы, и грузная туша упала на него сверху, выплёвывая крепкую забойную брань. Он вынырнул из-под парня и с ловкостью оседлал его.
— Что же ты делаешь, подлюга! Кастет в бандане! Ты не джибоб, ты не джибоб! — заорал Костик в ухо поверженному вояке.
Но противник оказался сильнее. Толстяк дёрнулся, скидывая с себя Костика, и замахнулся, откинувшись всем телом назад, точно растянутая пружина, готовая сорваться и смять всё живое на своём пути. Словно в рапиде Костик увидел, как кастет, обтянутый тряпицей, летит ему в глаза. Ещё доля секунды — та самая микродоля, когда не успеваешь ничего сделать, лишь инстинктивно прикрыть веки — а дальше должны наступить сплошная бесконечная боль и темнота…. Ещё полдоли… В этот самый миг что-то произошло.
Костик понял это не сразу, а спустя три бесконечно долгих удара собственного сердца. Лапищу с кастетом кто-то перехватил.
Ещё мгновение — и лже-джибоб получил солидный хук в челюсть, упал, задёргал ногами, как перевёрнутый таракан. Какой-то парень сорвал с его руки бандану, снял кастет, спрятал в карман джинсов. Затем обернулся, и Костик ошеломлённо пробормотал:
— Кабан?..
Кирилл подал руку, Костик обхватил его ладонь, вскочил.
— Ты ж не собирался приходить. У вас же кино…
Кабанов подмигнул:
— Здесь кино покруче! Что я — дебил, солидный махач пропускать? Тут такой замес, чувак, что отсиживаться в кинишке не по-пацански. Да и купчинских давно надо проучить, а то топчутся под ногами. Мы с ребятами пришли. Нашими, районными. Видишь, вон там и там друганы мои.
Костик оглядел зал, но разобрать, где кабановские уличные драчуны, а где остальные, было попросту нереально. И как он сам их отличает!
— Да и жалко вас, глупых, — продолжал Кирилл, — Безобидные твари, джибобы, права Алиса. Поубивают, в Красную книгу надо заносить. Говорил же тебе — не суйся!
Костик попытался улыбнулся и понял, что губа серьёзно разбита.
Кабанов нырнул в бушующее человеческое море и, как ни крутил Костик головой, уже не мог определить, где тот теперь рубится — справа, слева, в середине?
«Надо это как-то остановить!» — пульсировало в висках. — «За что они бьются? За идеи, которых нет? Или мутировали уже настолько, что сама идеология им до лампочки? Этакие супер-джибобы: пофиг всё, даже принципы джибобства?»
Костик чувствовал, как в нём закипает ярость. Мог ли он три месяца назад предположить, во что выльется его невинная задумка, сколько морд окажется у гигантского монстра, рождённого его фантазией? Костик глянул по сторонам. Что общего у него с этими людьми? Ответа не было.
Вдруг он заметил у противоположной стены Кэт. Она отчаянно отбивалась рюкзачком от двух озверевших всклоченных девиц, а за её спиной, закрыв лицо обеими руками, стояла незнакомая девушка, вероятно, та самая «мачеха» Маша. Всё-таки не послушались его, прикатили!
Костик рванул наперерез чьим-то спинам в порванных майках, его отбросило назад взрывной ощетинившейся волной.
— Держись, Кэт!
Крик утонул в общем оре.
«Останови это!!! — вопило внутри. — Останови любой ценой!»
Костик запрыгнул на сцену, подбежал к ударной установке, которую не успели убрать работники клуба, и со всей силы вмазал по тугой натянутой щеке бас-барабана. Звук ушёл в зал, будто в вату, заглох, едва успев родиться. Никто и не среагировал. Рядом лежали палочки, неосмотрительно оставленные ударником «Дзотов». Костик схватил их и наотмашь, как когда-то мальцом выбивая пыль из бабушкиного ковра пластмассовой колотушкой, как Ринго на записи одной из битловских репетиций, забарабанил по всем поверхностям, до которых только мог дотянуться. Зазвенели тарелки, загромыхали барабаны, да с такими децибелами, что с непривычки ему заложило уши. Ритм выходил кривой — без навыков-то! — но мощный звук, доносящийся со сцены, возымел действие: толпа на мгновение застыла. Все повернулись в его сторону. Костик остервенело лупил по барабанам — так, что почти оглох, и от неистовой тряски закружилась голова. Он подпрыгнул, со всей силы собственного веса сделал последний удар по несчастному инструменту и подошёл к краю сцены.
Драка замерла, словно в стоп-кадре. Многоглазая толпа смотрела на него, и от этого убивающего взгляда Костик ощутил, как вмиг заледенел позвоночник, а потная рубашка намертво прилипла к коже. Почудилось, что он на экзамене и не знает ответов. Или не выучил роль в школьной постановке. И нет больше подсказок, и суфлёра тоже нет. Как там говорит Антон в подобных случаях? «Импровизируй, братишка!»
— Слушайте меня, бандерлоги! — крикнул Костик в зал и удивился, как звонко проскакал его голос по макушкам, будто камешек-блинчик по речной глади.
Ну конечно! Микрофоны не отключены!
— Джибобов не существует! Я клянусь вам! Мне стыдно и страшно признаваться, но лучше я скажу вам правду. И именно сейчас! Всё это придумал я…
Он сделал нелепый жест рукой, как бы показывая, что именно он придумал. Получилось комично. «Маленький божок создал мирок.»
Толпа почти в полной тишине смотрела на оратора. Ему показалось, что рой зрачков, закрытых стеклянными сферами фасеточных глаз, как у стрекоз, скользил по нему, прощупывал. Точно так же, как тогда, когда он в первый раз вошёл в новый класс. Он, застенчивый новичок, так боявшийся, что ему прилепят дурацкую кличку-ярлык.
— Сначала я придумал слово, потом прикрепил философию, высосанную из пальца! Джибобы — плод моего воображения и только! А все поверили. Ничего этого не существует. Вы повелись на полный обман!
Он увидел глаза Лены. Она сидела на стойке, поджав ноги, и не отрываясь глядела на Костика, закрыв ладонью рот, как будто боялась закричать.
— Слышь, придурок! — послышалось совсем рядом. — Вали со сцены!