− Они говорили, что тебя давно уже нет в живых. Что ты нашел свою смерть там, высоко в горах. И имя твое позабыто.
− Я путешествовал. Долго путешествовал. Я видел многое на своем веку, Венегор. Но могу сказать, что эти странствия не принесли мне счастья. Они утомили мою душу и истрепали тело. Я истощился…
− Тебя и правда не узнать…
Венегор внимательно рассмотрел лицо брата. Множественные морщины, избороздившие его лоб и щеки, серебристые седины на висках делали его существенно старше, прибавляя к истинному возрасту добрый десяток лет. Уже давно наметившаяся складка вокруг рта превратилась в скорбный атрибут стареющего гуру, цвет глаз размылся до светло-коричневого, даже зеленого, а мертвенная бледность кожи наводила на мысли о тяжелой болезни. Но тем не менее лицо, которое он запомнил подростком, сохранило свои первозданные черты, не сказать, что красивые, но и не отталкивающие.
− Что ж, годы… неумолимая вещь. Но это не единственное, что старит. И ты, я гляжу, тоже не молодеешь.
− Но ты ведь как-то узнал меня.
− Я почувствовал.
− Интересно… наверное, это что-то на уровне подсознания.
− Наверное.
− Где ты сейчас живешь? Где твой дом?
− У меня нет дома. Каждый город, каждая деревня, в которой я неожиданно оказываюсь, и является моим домом.
− Значит, ты продолжаешь путешествовать? Неужели тебе никогда не хотелось остановиться?
− Хотелось, − невесело усмехнулся Даниэль. − Но, вопреки усталости, я не могу этого сделать. Видимо, такова моя судьба. Я не ропщу. Я жду покоя как награду. Но понимаю, что обрести его мне пока не суждено.
− Ты по-прежнему одна сплошная загадка.
− Ты ненавидишь меня?
Неожиданно прозвучавший вопрос сбил с толку Венегора. И взгляд брата, требующий немедленного ответа, внес свою лепту в его растерянность. Хотя вопрос был очень простым и понятным, Венегор не знал, как на него ответить.
Ненависть? Испытывал ли он ненависть по отношению к брату? Быть может, злость? Чувство мести?
В те первые дни после побега Даниэля ненависть была. И она затмевала разум. Но сейчас… после стольких лет разлуки она потеряла свою силу. Осталась только неприязнь, перемешанная со страхом. Мерзкое чувство, ростки которого брали свое начало из далекого детства. Они прятались глубоко в подсознании, но за все эти годы так и не дали обильных всходов, что позволило Венегору еще раз убедиться: время это самое мощное оружие судьбы. Оно все лечит.
− Я до сих пор тоскую о матери.
Нет (и это уже понял Даниэль), его брат не испытывал к нему ненависти. Возможно, годы действительно стерли желание восстановить справедливость. Возможно, он и не думал о ней никогда, и тоска по матери вытеснила думы о возмездии.
За свою жизнь Даниэль научился безошибочно читать по глазам: кто лжет, а кто говорит правду, он мог определить почти всегда. И сейчас он был уверен: Венегор искренен в своих словах − тех, которые собирался произнести.
Но еще задолго до этого вампир понял: его брат по-прежнему слаб, духовно опустошен и ментально немощен. Как и прежде, он не способен на что-то решительное − то, что изменило бы его судьбу. И, поддаваясь внутреннему дьяволу, он, как и много лет назад, решил этим воспользоваться.
− Поэтому ты пьешь? − вампир кинул мимолетный взгляд на кружку.
− Нет, не только поэтому. − Венегор поднял ладонь над пламенем свечи. Так он надеялся согреть озябшую после рукопожатия кисть. − Моя жизнь не удалась.
−?
− Иногда мне кажется, что Бог позабыл мое имя. Он думает о ком-то другом, о ком угодно, только не обо мне. Может, он проклял меня, хотя я ни в чем перед ним не виноват… Если ты помнишь, я всегда мечтал стать ученым. И я стал им.
Венегор подозвал к себе молоденькую девушку-прислугу и попросил налить лимонного пунша. Когда она выполнила его просьбу, он отхлебнул ровно половину, а потом его взгляд вновь устремился на дно кружки, только теперь сквозь темно-желтую призму напитка.
− Но карьера не принесла мне ни славы, ни денег. Только потерянное время.
− Карьера ученого подразумевает какие-то лишения.
− Да, но я не думал, что моя профессия будет настолько не востребована. Возможно, именно из-за этого я до сих пор и не женат.
Постепенно Венегор приходил в себя, первый шок проходил. Он понял, что не так страшен черт, как его малюют, да и спиртное развязывало язык.
− Я влеку жалкое существование. А надо было, как ты, убежать к черту из города и искать свое счастье в других местах! Пойти другим путем, но не наукой.
Даниэль подумал: что бы было, если б его брат действительно поступил так, как говорит. Его резвость вряд ли бы затмила трусость и малодушие, но попытаться стать другим и повернуть свою судьбу в иное русло он бы мог вполне.
− Еще успеешь, − сказал вампир, пряча скорбное презрение в глубине пронзительных глаз.
− Да? − Венегор с подозрением посмотрел на брата.
Даниэль излучал какую-то странную, едва ли ему понятную уверенность. Что это было: неприкрытая лесть или явное превосходство? Младший брат терялся в догадках. Но почему-то ему хотелось верить в то, что говорит скиталец.
− У меня же, в отличие от тебя, интересная, но странная судьба. Начиная с того дня, как я покинул родной дом, она поступала со мной по-разному. Иногда совсем по-скотски. Но я не жалуюсь. Терплю.
− У тебя есть семья?
− Была жена, красавица Блес… Но ее убили. Кажется, это было так давно, что я уже почти не верю в это. Но помню…
− И ты знаешь, кто это сделал?
− Да, но это знание не помогло мне найти убийц. Я долго искал их, но, к сожалению, безуспешно.
− Я сочувствую тебе, брат. Ты можешь подумать, что мне все равно, но это не так. Всегда жаль, когда кто-то безвинно гибнет.
− У меня остался сын. Но я не видел его почти тридцать лет. Предполагаю, что живет он здесь, в Ариголе, но я не знаю, где и с кем.
− Столько лет прошло, и ты ничего не знаешь о судьбе сына?
− Да, к сожалению, это так.
− Но что тебе мешало вернуться сюда и попытаться разыскать его?
− Поверь, все эти годы я лелеял мечту о встрече с ним, но в силу многих причин не мог подступиться к Ариголе. Причины эти касались моей жизни и смерти. Однако теперь все изменилось. И я безумно рад, что мне представилась прекрасная возможность воплотить это желание в жизнь.