Судьба вампира | Страница: 20

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Реальность совпала с вымыслом. Да что там, она превзошла фантазию поэта!

– O, mea diva! [2] – воскликнул он, простирая к своему кумиру руки. Услышать тебя – это подарок судьбы. Но вот увидеть тебя… Это уже настоящее счастье!

– Кто вы? – недовольно спросила девушка с рваной стрижкой соломенных волос.

– Меня… меня зовут Люций. Я поэт, – он заикался и не мог отвести взгляда от прекрасного лица, что было безукоризненно, словно сотворено по заказу самой взыскательной публики. В ее глазах, небесных лунах, застыла цельность мироздания – всего того, что видел в своей жизни Люций. И, как показалось, душа, не омраченная ничем. – Что вы здесь делаете?

– Я пришел сделать тебя счастливой, Аника, – поэт пожал плечами и улыбнулся.

– Сделать меня счастливой? Вы сумасшедший? Кто вас пустил сюда?

– Я слишком долго ждал, чтобы отложить сей волнительный момент на неизвестный срок. Твой голос мне давно знаком, Аника, и я влюблен в него безумно!

– Я рада, юноша, но у меня концерт, – она попыталась обойти его, но Люций не дал ей сделать и шага.

– Не уходи, прошу… – он упал перед ней на колени, – Раньше я не имел возможности видеть тебя, ибо был безнадежно слеп. Я лишь представлял тебя в своих снах. Рисовал образ с картинки, которую мне пересказывали другие люди. Те, кто видел тебя воочию.

Если бы ты знала, сколько бессонных ночей я провел в своей спальне, думая о тебе! Сколько слез я выплакал, лелея мечту о такой пленительной реальности. И вот, наконец, я обрел ее!

И я ни о чем не жалею, – он уставился на нее снизу вверх.

– Что вы хотите от меня? – в холодном тоне красавицы слышались нотки нетерпения (и злости?).

– Ничего, – но Люций поленился их услышать. – Ничего, ей-богу. Хочу иметь возможность видеть тебя всегда. Слушать тебя всегда… – Так приходите на мои выступления.

– Нет, Аника, нет, это все не то! – поднявшись, поэт воздел руки вверх. – Твой голос я слышал сотни раз, и он поистине прекрасен, но я хочу иметь возможность видеть тебя рядом со мной. Всегда видеть тебя рядом со мной…

– Не понимаю, о чем вы?

– Я хочу, чтобы ты стала моей женой, – последние слова буквально сорвались с его языка. Он не хотел говорить это вслух, но когда сказал, не пожалел об этом. Потому что на душе вдруг полегчало.

– Это моя мечта, – пытаясь сгладить суровую резкость правды жестом оправдания, он склонил голову перед певицей.

– Вы с ума сошли! – путь от раздражения до страха был коротким. Певица поняла, что этот человек, кем бы он ни являлся, несомненно, одержим.

– Убирайтесь! – Аника двинулась в сторону, но он схватил ее за руки и прислонил к себе. Она уловила его ледяное дыхание. Сердце ее замерло от испуга. В этот момент она не знала, чего бояться больше: дальнейших действий необузданного поклонника или своих собственных слов, которые способны были спровоцировать его на эти самые действия.

– Знаешь, на что я пошел, чтобы увидеть тебя, Аника? – поэт дрожал от возбуждения. Только теперь оно было вызвано не предвкушением встречи, а ослепляющей похотью.

– Ты даже представить себе не можешь, что я отдал в обмен на это, – его руки обхватили ее лицо.

Он потянулся, чтобы поцеловать ее в губы, но она успела отвернуться.

– Уйди прочь, животное! – понимая, что своим поведением только разозлит безумца, Аника все равно не могла воздержаться от летящих с языка бранных слов.

Люций как-то странно посмотрел на нее, но в глазах его не было обиды. Они были затуманены пеленой безумия. Так выглядят глаза зомби. – Ты не понимаешь… – Уйди!

– Не гони меня, не надо…

Внезапно Люций вспомнил, как утопал в мечтах, взлелеянных совершенством любимого образа. Целый год он страдал от неразделенной любви. Но была надежда. А что теперь? Он будет вынужден страдать всю жизнь?

– Я прошу.

– Нет, это уже слишком, – певица сделала еще одну решительную попытку и, наконец, вырвалась из его железной хватки.

– Кто-нибудь! Помогите! – закричала она, пятясь от поэта в сторону гримерной.

– Звать не пойми кого только для того, чтобы прогнать меня прочь! Скажи мне, я тебе совсем не интересен?

– Оставь меня в покое!

Не говоря больше ни слова, Люций пошел на нее. Губы его, дрожа и расползаясь, обнажили острые клыки. Лицо его похоронило всякую надежду, и с ужасом она увидела в его глазах безжалостную ярость.

– Быстрее! Быстрее же! – кричала певица кому-то за спиной.

На свою беду Люций услышал сбивчивый топот слишком поздно. Когда они появились в коридоре, он не был готов к горячей встрече.

– Что произошло? – спросил один из них, подбежав к поэту.

– Он! – Аника ткнула пальцем в незнакомца, – … пытался напасть на меня!

– Это ложь! – вскричал Люций и снова бросился к певице.

Трое дюжих стражников скрутили его в считанные секунды. Двое из них схватили его за волосы и приподняли голову.

– Откуда он взялся, госпожа?

– Сама не знаю. Появился из ниоткуда, – певица указала на выход. – Выставите его за дверь. Немедленно! – она бросила последний взгляд на поэта, и взгляд ее был полон отвращения.

– Может, сдадим его скобрам? Пусть разбираются.

– На них мало надежды. Или вы хотите убедить меня в том, что мне не стоит доверять своей охране?

Больше вопросов стражники не задавали.

– И сделайте так, чтобы я больше никогда не видела этого человека.

– Опомнись, Аника! – кричал поэт, но слова его тонули в аплодисментах публики, которая уже начала приветствовать любимицу Менкара.

Звуки ее удаляющихся шагов он услышал одновременно с тем, как заплакал. Слезы текли по щекам, но не жгли плоть, как раньше, когда он плакал из-за своей слепоты.

Побег

День близился к своему завершению, но ни звонка от адвоката, ни самого адвоката не было.

Предал.

Эта мысль пугала.

Сукин сын.

Виктор зря на него понадеялся. Но другого выхода у него не было. Хотя…

Что бы на его месте сделал Великий Сошо? Правильно, он бы просто сбежал.

Боковым зрением Виктор уловил какое-то движение за решеткой камеры. Обернулся. И увидел шефа полиции. Тот стоял, прислонившись к двери, и наблюдал за арестантом.

– Как вы себя чувствуете, мистер Мурсия? – спросил Антон Варга, не забыв при этом улыбнуться.

Как же надменно смотрелась эта обманчивая улыбка на его упитанном, потном лице.

– Спасибо, – прокряхтел писатель. – Терпимо.