– Мы ведь можем ему помочь? Он еще имеет шанс на возвращение?
– Не думаю, у него практически отсутствует горло. Даже не думаю, что он станет вампиром. Скорее всего, его ждет мучительная смерть от потери крови. Но мы все равно должны закончить дело.
– Он говорил мне, что знал Анну Фабиански и пытался ухаживать за ней.
– Вероятно, сегодня был именно тот день, когда он заходил к ней в гости, – Тэо наклонился, чтобы лучше рассмотреть ужасную рану, и уловил едва заметное движение рукой лежащего человека.
– Пора, – сказал он и убрал распущенные волосы с лица. – Если мы не поторопимся, нам придется воевать, – и кивнул на спрятанный у писателя под плащом серебряный клинок.
– Но почему я?
– Ты должен привыкнуть, – лицо орнана выражало безусловность, с которой трудно было спорить.
И тут послышался тихий, жалобный, почти звериный стон боли. Покойник очнулся. Он стал подниматься. Глаза под дрожащими веками открылись. Острый взгляд метнулся к людям… – Решай, – наконец, сказал Тэо Брукс.
– Он может выжить… – неуверенно возразил Виктор.
– Нет, аура его слишком темна. Его уже не спасти. Сделай это!
Боль застила глаза, но ответственность за то, что ему предстояло совершить, была куда важнее этой боли. Сжав волю в кулак, писатель наклонился и нанес смертельный удар.
Скрипнула дверь в небытие.
Лео вздрогнул, издал протяжный вопль и замер. В глазах его отразилось изумление. И Виктор подумал о том, как вовремя он обрубил эту нить, ведущую его на путь кровавого безумства. Еще до того, как парень успел осознать, что воскрешение возможно.
После того, как все было кончено, Виктор сел на пол и устремил свой взор на орнана.
Они смотрели друг на друга несколько секунд. Потом писатель спросил:
– Скажи мне, Тэо, как перенесла твоя возлюбленная свое обращение?
– Ей было тяжело. Но она держалась достойно. До самого конца.
– Ей было за что держаться. А за что держаться мне?
– Подумай, неужели ты никогда никого не любил?
Взгляд писателя переменился. В нем стало больше серого отчаяния и боли. Решительность охотника уступила грустной отстраненности. Он смотрел в окно, а на глаза наворачивались слезы.
– Не помню. Мне кажется, любил. Но ее лицо как в тумане. Воспоминания разрозненны, не точны. Они, как осколки разбитого зеркала. Царапают мне руки в кровь, когда я пытаюсь собрать их воедино. И больше всех царапает один осколок, он самый острый. – ??
– Осколок вины.
– Мне кажется, я совершил ошибку. И та любовь померкла, умерла.
Я вижу те долгие, долгие дни, в течение которых я пытаюсь отыскать одну девушку. Единственную из всех, с которой я был по-настоящему счастлив. Сокровенную фрейлейн, разделившую мою жизнь на до и после.
Но, к своему великому несчастью, не нахожу ее нигде. Что было тому виной? Молодость? Глупость? Я не знаю. Но я потерял ее навеки, и тот осколок… он, как заноза, торчит в моей душе. Его уже не вытащить. Если только вместе с сердцем.
Повисшее безмолвие недолго угнетало. Не выдержав и полминуты тишины, Тэо сказал.
– Печально. Но ведь ты любил. Представь, что она с тобой, и ты живешь ради нее.
Виктор вздохнул и вместо ответа спросил.
Скажи, я очень плохо выгляжу?
Тэо бросил на него мимолетный взгляд. Лунный свет из окна помог ему рассмотреть лицо писателя.
– Для вампира нормально, для человека не очень.
– Я не знаю, Тэо, смогу ли выдержать все это.
– Она же выдержала. Значит, сможешь и ты, – Тэо завязал длинные волосы в хвост и закрепил его тугой резинкой на затылке. – Думай о том, что сможешь. И действительно сможешь. Если будешь думать об ином, не выдержишь.
Писатель прервал свои раздумья вопросом, который задал с безнадежностью обреченного.
– Как ты думаешь, сколько я еще проживу?
– Отчаяние тебе не поможет, – Тэо выглянул в окно. – Нам надо спешить. Опытному сыщику не составит особого труда выйти на твой след.
Вдруг на первом этаже послышались чьи-то шаги. Кто-то открыл дверь и вошел в дом. Орнан и писатель посмотрели друг на друга. Первым решение принял Тэо. Он двинулся к лестнице, Виктор последовал за ним.
Когда орнан оказался в холле первого этажа, он заметил стоящую у дверей женщину. По одежде служанки он понял, что это Морелия. Она вернулась в дом глубокой ночью. Но откуда? Где она была? Проследив за ней еще немного, он разглядел ее лицо. Бледная маска смерти, ни кровинки. И глаза… Два черных озера заката, навсегда занятые тьмой.
Она прошла в гостиную. Он за ней. Но там, в кромешной темноте он потерял ее.
Тэо попытался вернуться к лестнице, но, пройдя предполагаемое расстояние, уткнулся в голую стену. Он прошел по стене влево, как ему казалось, достаточно долго, чтобы выйти либо к окну, либо к двери, но снова уперся в каменное препятствие. Простояв еще с полминуты на одном месте, лихорадочно ощупывая холодную стену, словно пытаясь найти в ней потайной лаз, в конце концов, он решил вернуться обратно в центр гостиной.
Там он опять услышал шаги, и через несколько мгновений перед ним появилась служанка в длинном черно-белом платье.
– Морелия? – позвал он, когда она остановилась.
– Где хозяйка дома? – пальцы его холодели и сжимались, привычным жестом ища атам, но не находили его.
Попытаться выиграть время, разговорить ее… У него не было оружия, и писатель… Черт, куда делся Виктор Мурсия?
Он стал отходить назад, когда понял, что Морелия не сойдет со своего пути. Он – ее жертва, и она сделает все, чтобы напиться его крови.
– Скажи, где Магда и ее дочь?
На мертвенном лице – ни тени, ни движения. В глазах – жажда, на губах – холод.
В сердце орнана пробрался страх – она не станет говорить, не раскроет рта, не проронит ни слова… – Морелия, скажи!
Он так и пятился, пока снова не уперся в стену. Она обнажила клыки и вытянула вперед обе руки, последние ее два шага были роковыми.
Тэо Брукс потерял всякую волю к сопротивлению. Впервые в своей жизни он ощутил себя беспомощным перед вампиром. Ему не помогало его происхождение, его не подпитывали знания, не одолевала ярость. Уверенность в собственных силах бесследно исчезла. И с таким, таким орнаном могла справиться даже женщина!
Он не понимал, в чем тут дело. Может, весь секрет был в старинном кинжале, который придавал ему столь нужные в бою храбрость и силу, и с которым он никогда не расставался?
Он стоял, прислонившись спиной к стене, и смотрел на то, как Морелия скалится.
Пальцы ее вонзились в его плечи, когти пронзили плоть до крови. Из горла вырвался стон боли. Он встретил ее взгляд достойно, не проявив ни трепета, ни страха, и, как ему казалось, мог рассчитывать на схватку, но… отчего-то руки его не двигались, ноги стали ватными, а стук крови в ушах заглушил голос разума.