– Это был не я, – честно ответил Люций.
– Не ты? Тогда кто же? Думаешь, я тебе поверю? Отец Антоний, царствие ему небесное, мне все про тебя рассказал! Уж он-то знал, как отличать вас, исчадий ада, от людей!
– Я ничего не делал с ней, – Люций пожал плечами. – Вампир, который напал на нее, скрылся в здании театра, – он прикидывал шансы на спасение, хотя понимал, что с каждой минутой их становится все меньше.
– Я не трогал ее. Поверь… – нескладность усилий прибавлялась еще и обреченностью в голосе, не заметить которую было невозможно.
– Ты вышел из укрытия, поэт? – парень с повязкой прищурился. – И тебе снова понадобилась кровь? Но это моя девушка! Слышишь? Моя! – в эту секунду Люций подумал, что ему пришел конец.
Парень с повязкой застыл, внимательно глядя в глаза вампиру. Люцию казалось, что его взгляд имеет над ним ментальную власть. Но, Господи, это ведь чушь! Как мог человек иметь хоть какую-то власть над вампиром?
– Послушай, это случилось у театра… На нее напал юноша, такой невысокий… с бегающими глазами. Я погнался за ним, но не смог догнать. Он исчез в здании театра!
– Изот, – прервал его смельчак. – Эта сволочь выжила вопреки всему. Но как?
– Что ты имеешь в виду?
Смуглолицый ответил не сразу. Посмотрев по сторонам, он остановил свой взор на девушке, а потом опять обратился к поэту.
– Если ты меня обманываешь… Если на самом деле ты укусил мою девушку…
– Успокойся, прошу. Я говорю правду.
Люций не знал, что, в конце концов, убедило смельчака принять верное решение, но почему-то ему казалось, что его магический взгляд здесь ни при чем.
– Все началось с трактира, – вздохнул несчастный, опустил меч и рассказал поэту историю, которая, еще не успев закончиться, уже обросла легендами.
– …И все было бы хорошо, и все бы пели Сатону осанну, но в тот же день из запертого подвала трактира исчезло обезглавленное тело мальчишки вместе с головой. Я думаю, кто-то оживил его, и теперь он снова охотится на людей на улицах города. Вот и до моей Хлои добрался… – Ты сказал, что отец Антоний мертв?
– Самое странное заключается в том, что его никто не кусал. Его просто убили, как обычный человек убивает обычного.
– Видимо, он чем-то не угодил им. Ох, чует мое сердце, что ждать осталось совсем недолго.
– Ждать?
– Да, скоро наступит их время. С каждым часом их становится все больше. Они могут скрываться в толпе и ничем себя не выдавать. Они имеют неоспоримые преимущества над людьми. Каждый из них обладает магическими способностями, о которых простой человек даже не догадывается. Люди не смогут им противостоять. Начнется война, и будет много жертв. Но в этом противостоянии исход известен заранее.
– А что же ты? На чьей ты стороне?
– На вашей. Я хочу помочь людям.
– Зачем?
– Поверь, у меня есть причина.
Смуглолицый положил меч на землю и присел на корточки возле бездыханного тела. Осторожно, словно боясь поранить, он поднял девушку на руки.
– Прости, я только хотел помочь, – поэт пожал плечами.
– Меня зовут Галба Тарот, – парень посмотрел на незнакомца. – Ее зовут… – взгляд его с тоской опустился на девушку, – Хлоя.
Казалось, ничто не могло успокоить Галбу. Он был оторван от реальности и мало обращал внимания на вампира, стоящего рядом с ним. Если бы ему кто раньше и сказал про такое, то единственной его реакцией был бы смех, причем самый искренний. Но за последние дни в городе многое изменилось, и находиться рядом с настоящим вампиром ему было уже не так страшно. Да, он не знал о его истинных намерениях, которые вполне могли оказаться не такими уж благими, какими их расписывал сам Люций. Притупленный несчастьем инстинкт самосохранения безнадежно дремал, не выказывая сомнений в словах менкарского поэта. Ему оставалось только надеяться на то, что Люций честен и не принадлежит всецело злу, которое поселилось в его душе.
– Что теперь? Ты меня убьешь?
Галба Тарот отвлекся от своей возлюбленной и посмотрел в лицо поэту. Он попытался разглядеть в его чертах хоть какие-нибудь признаки, говорящие ему о нечеловеческой сущности Люция, но ничего необычного там не нашел.
– Если ты мне не лжешь и действительно хочешь помочь людям, то живой ты сделаешь для них гораздо больше, чем мертвый. Только скажи мне, как вас отличать?
– Никак. Как ты уже понял, нас почти невозможно отличить от людей. До тех пор, пока мы сами себя не обнаружим. Захотим крови или по глупости, как этот твой Изот.
– Как же тебя угораздило?
– Это долгая история, – вздохнул поэт. – Я расскажу ее, как только твоя девушка придет в себя. Я хочу, чтобы она тоже знала. Если не хочешь ждать, можешь сдать меня скобрам, – взгляд его скользнул по острию меча, который писарь еще не успел убрать в ножны.
– Нет, я этого делать не буду. Скажи мне лучше, что делать с Хлоей? Ей можно как-то помочь?
– Она станет вампиром, – поэт развел руками. – Поделать ничего нельзя.
– Если так распорядилась судьба, то пусть. Я не позволю ей умереть. – Рано или поздно она начнет пить кровь. И тебе придется ее убить.
Писарь молча смотрел на мертвую Хлою. Постепенно страждущая бледность пожирала живой румянец на ее щеках, глаза теряли яркий цвет, а губы, которые раньше он так жадно целовал, медленно синели.
– Это неизбежно, Галба.
После долгого молчания влюбленный сказал.
– Пусть она еще хотя бы немного побудет со мной.
Люций взглянул на лежащую девушку. И сердце его защемило от ее красоты. То была красота другая, отличная от шика королевы оперы. Они, конечно, были с ней в одном ряду, только красота Хлои обладала природной естественностью что ли, в то время когда прелести певицы казались ему уже не венцом эпикурейской красоты и благолепия, а образом, скорее, навеянным искусственностью сцены, холодной дальней декорацией, которая, как ни старайся, никогда не стала бы живой.
Возможно, Люцию это просто казалось, ибо всегда легко делать выводы и наклеивать ярлыки, когда объект твоей любви машет тебе ручкой. Да что там говорить, просто шлет тебя куда подальше! Но сам поэт склонялся к выводу, не оправдывающему Анику или себя, а объясняющему такой реверанс судьбы довольно просто.
Он, наконец, прозрел.
И на этот раз прозрение его не было вызвано иллюзией, пропитанной колдовством Венегора и целиком и полностью зависящей от образа сладкоголосой певицы. На этот раз это было истинным видением, о котором говорило его сердце, хоть и не билось оно уже несколько дней.
Она открыла глаза так резко и стала вдыхать воздух так жадно, словно только что вынырнула из-под воды. Галба Тарот держал ее за руку, пытаясь унять дрожь пробуждения.