– Ради нее я буду жить.
– И куда ты теперь направишься?
– Куда и раньше хотел. В Ариголу. Ты будешь следовать за мной, мудрец?
Тэо обменялся взглядами с Анной и, кажется, все понял.
– Нет. Если я больше не услышу о тебе в Мирта-Крауне, я не буду преследовать тебя.
– Звучит многообещающе, – писатель шагнул за порог, но неожиданно развернулся и посмотрел на людей. Первым, кого он коснулся взглядом, была его дочь. Тэо показалось, что вампир неумело пытается скрыть улыбку. Она у него вышла нарочито пренебрежительной и даже вульгарной. В его глазах застыла броская небрежность – воскресшее в пенатах вампиризма превосходство, застывшее на грани между уничижительным высокомерием и снисходительностью. Красные и черные блики переливались в них, рождая не хитрецу – оскал звериный, беспощадный.
Столь быстрое и недоброе превращение, отвратнейшее из зеркал души прирожденного убийцы, именно оно было несомненной истиной, прятавшейся под личиной безвинного путника так долго.
Или все это показалось только одному мудрецу?
– Ты хочешь поехать со мной, Анна? – и вот Виктор Мурсия, наконец, открылся.
Это не было похоже на вдруг явившееся откровение, его превращение стало следствием затянувшейся душевной болезни, мучающей его всю жизнь. Не умершей вместе со всем человеческим, бесследно оставившим его после укуса Вердана Калота – порождения древней тьмы, узника Аригольской пещеры и наследника кровавого проклятия. А явившей себя миру в столь неприглядной форме, перевоплотившись в подлинное зло, могущества которого никто еще не знал.
Не голод был тому виной, а давняя и неотступная идея фикс, приведшая его в Менкар, помноженная на расстройство психики и временную амнезию. Заставившая его ненавидеть самого себя. И в то же время потворствовать инстинкту слабой воли, одному из немногих, оставшихся в нем от человека. Инстинкту по имени Анна Фабиански.
– В Ариголу? – глаза девушки были полны недоумения. – Я не думаю, что это хорошая идея.
– Дело в том, что я всю жизнь был лишен твоего тепла, и думаю, сейчас я могу рассчитывать на то, чтобы восполнить этот пробел.
– Ты не посмеешь…
– Почему? Мужчины ведь не должны менять своего решения. Иначе это уже не мужчины.
Глаза писателя приобрели фиолетовый оттенок, красные и черные блики в них пришли в хаотичное движение. А на лице, лице его, таившем чопорную холодность, теперь застыло исступленное безумие.
– Ты сам так решил, Виктор, – Тэо покрепче сжал рукоять клинка и двинулся в сторону писателя.
От всех болезней можно избавиться, став вампиром. От всех, кроме одной. Душевной. Кто знал, что маленький укус полностью съедает человеческую душу, оставляя в живых лишь ту самую дьявольскую часть, невидимую прежде.
Понимание этого будоражило сознание Тэо Брукса. Вступая в схватку с писателем, он знал, что должен учитывать полную непредсказуемость его поведения. Подобная непредсказуемость перечеркивала те отношения, которые успели у них сложиться за время поисков Анны Фабиански.
Анна!
– Не трогай ее!
– Отец… – горло девушки сжалось, когда она почувствовала боль прикосновений. Рука вампира впилась в ее шею, когти оцарапали плоть.
Одного шага Тэо хватило бы, чтобы вонзить кинжал в сердце писателя. Но оставался огромный риск – в его руках была Анна. А это чудовище способно на все. Ошибочно было бы думать, что он не сможет причинить вред собственной дочери.
– Она должна остаться со мной! Неспроста она выбрала именно меня! Меня, а не свою приемную мать!
– Так думает писатель? Или так думает вампир?
– Так думает отец, лишенный права видеть свою дочь множество лет!
– Прошу, не надо, отец, мне больно… – зашептала девушка. Она не пыталась вырваться из его объятий, всем своим видом показывая, что смирилась.
– Я буду с тобой. Буду до тех пор, пока ты сам меня не отпустишь.
– Слышал? – писатель оскалил зубы. Пряча коварство в бесхитростной улыбке, он преобразился.
– Мы уходим. Дорогу! – он поднял девушку на руки.
– Куда ты спешишь, путешественник?
Виктор бросил презрительный взгляд на мудреца и сделал первый шаг.
– Я найду тебя, где бы ты ни был! Понимаешь?
Внезапное отчаяние, охватившее Тэо, едва не заставило его закричать. С дочерью на руках писатель выходил из дома. Еще миг, и он исчезнет из поля его зрения… Навсегда.
Но вампиру не суждено было ступить на землю. Как только он открыл дверь, то столкнулся нос к носу с Холумбеком. Не подвластное, казалось, никаким внешним факторам, лицо сторожа было бледным, как у мертвеца. Этот внешний признак хладнокровия сбил с толку беглеца, став успешным залогом единственного разящего удара.
Острие клинка ушло глубоко в сердце. Писатель застыл, руки его разжались, Анна ступила на порог.
Вампир силился что-то сказать, но из его рта вылетало лишь беззвучное проклятие. Ноги его подкосились, слабость объяла все члены, и не в силах больше сопротивляться ей, он потерял равновесие и рухнул на пол прямо под ноги своей дочери.
Губы его еще шептали что-то тихое, неразборчивое, но сам он уже подчинился той силе, которая рано или поздно забирает всех.
Успел, – выдохнул Тэо и уставился на серебряный клинок. – Откуда это у тебя?
– Раритет, доставшийся от Магды, – пожал плечами Холумбек. – Вещь, как оказалось, очень нужная.
Тэо посмотрел на девушку.
Сначала он не разглядел в ее глазах ничего. Ни благодарности, ни страха, ни упрека. Лишь оцепенение – скорее, бенефис слепого шока, чем реальный испуг. Но уже через мгновение она заговорила. И голос ее был полон спокойствия.
– Наверное, это все? – спросила она, с трудом переводя взгляд с умирающего на орнана.
– Не знаю, – честно ответил Тэо. – Умер один из них, но остались другие. Мой долг найти их.
– Ты останешься в городе?
– Да, у меня еще есть здесь незавершенные дела. А ты?
– Я и не планировала никуда уезжать.
– Значит, ты тоже…
– Скажем так, я буду тебе помогать.
Когда они покидали дом Златы Гевал, Тэо заметил в руке девушки книгу, которую она успела прихватить с собой. Но спросил о ней только когда они сели в машину. Холумбек от поездки отказался, сославшись на желание пройтись до дома пешком. И они остались наедине.
– Что это за книга, Анна?
– Роман отца.
– Это что, дань его памяти или живой интерес?
– Ни то, ни другое. Просто я никогда не читала книги своего отца.
– Надеешься узнать его получше?
– Хотелось бы.