– Ну и рожа у тебя. – Я сел поудобнее и принялся рассматривать напарника в свете совсем неяркой лампадки, чадящей вонючим жиром.
– Рожа заживет, а вот головы у этих блядей обратно вряд ли прирастут, когда я им их оторву. – Ткач сплюнул красным на плетёный пол юрты.
Почему нас не убили сразу? Это был второй по важности вопрос, который волновал меня сегодня. Первый – как отсюда свалить. Над этим я и работал, вертя во все стороны головой, когда вместе с облаком морозного воздуха в юрту вошли пятеро вооружённых короткими копьями молодых и один старый манси с какими-то плетёными верёвочками в руках. Он мне сразу напомнил того шелудивого шамана из Подгорного лога. Такая же хитрая морщинистая морда, и тоже небось служитель культа. Но оказалось, я ошибся. Этот был аж целым вождём, а шаманом тут подрабатывал его сын – молодой и наглый, ухмыляющийся в углу. Неплохо семейка бездельников устроилась. Мамаша, поди, всему племени целебные благовония впаривает за пойманную рыбу и добытую дичь.
– Твоя глюпый человека совсем плехо себя вести. Глюпый человека Куль-Отыр дружит. Куль-Отыр порвал много насых человека. Нуми-Торум сердица. Нуми-Торум требовай к себе твоя глюпый человека, – затараторил старик.
– Бля, я говорил, твой уёбок нас до добра не доведёт, – сверкнул глазами в мою сторону Ткач. – Теперь порешат нас из-за него. Надо было пристрелить мутанта ещё в Соликамске.
– Сделать это без голов им будет трудно, Алексей. Или ты уже берёшь свои слова обратно?
– Но если твоя глюпый человека позовёт Куль-Отыр утром в амбар-юрта, Йир будет не больна. Щохри в башка. – Вождь вынул из рукава костяной обоюдоострый нож и помахал им перед моим носом. – Не позовёт – Ийр будет осень, осень хатнэ.
– Что он лопочет? – скривился Ткач. – Нихуя не понимаю.
– По-моему, предлагает сделку: Красавчика в обмен на лёгкую смерть.
Ткач ничего не ответил. Не сомневаюсь, он легко бы променял и голову Красавчика, и мою, но только не на собственную смерть. Даже на лёгкую. Это там, в Соликамске, он мог прожигать жизнь, растрачивать и пускать под откос, потому что конец её был в призрачной дымке. А здесь он будет за неё цепляться зубами, рвать за неё глотки, ломать шеи. А я постараюсь ему в этом помочь. И не из альтруизма. В одиночку тут не выжить, да и вообще друг Лёха – мой ходячий ключ.
Утомившись от долгого ожидания своей участи, я, кажется, немного поспал. А мой напарник после безуспешных попыток высвободиться из пут как-то сник, но глаз, похоже, не сомкнул.
Когда за нами пришли, было уже темно. Или ещё темно. Подталкиваемый острыми копьями в задницу и влекомый крепкими руками в темноту, я особо не сопротивлялся, выбирая момент, когда врагов станет меньше, а верёвки хоть чуть-чуть ослабнут. Вели нас недолго. Довольно большое сооружение, которое и называлось амбар-юрта, было возведено на отшибе стойбища манси и освещалось снаружи двумя воткнутыми в снег факелами. Внутри, прямо по центру, на перекладине, закреплённой в двух продолговатых идолах с вытаращенными глазами и разинутыми ртами, висел большой котёл, в котором уже парила вода. Рядом на столе стояло ещё несколько котелков, мисок и чаш. Нас с Ткачом толкнули в угол и поставили на колени рядом с молодым парнем из местных. Его же, наоборот, подтянули к костру, но перед этим всем троим на шеи повязали несколько верёвок разной длинны.
– Да вы совсем тут охуели. – Мой напарник дёрнулся, но, почувствовав у горла острие копья, затих.
Тем временем сынок вождя зажёг чагу и принялся окуривать дымящим грибом голову паренька. Затем шаман взял щохри и надрезал у жертвы шею за ухом. При этом его помощник подставил одну из чаш и начал собирать кровь. Несколько раз эти милые парни повторили данную процедуру с различными частями тела несчастного, постепенно перейдя от надрезов к отсечению шматов, годящихся на приличный шницель. Они буквально кромсали беднягу заживо. Тот сначала мычал сквозь кляп, а потом затих. Куски мяса складывали прямо в большой кипящий котёл, а всякие обрезки – в котелки поменьше.
Я посмотрел на Ткача. Зуб дам, что в тот момент он молился про себя и крестился мысленно. И думалось мне о том, что напрасно мы брякнулись оба дрыхнуть в той расселине, а не стали дежурить по очереди. Что ж, расслабились, почувствовали близкую цель. Надо было хотя бы Красавчика при себе держать. Он бы нас предупредил о гостях. Кстати, а почему я решил, что этим Куль-Отыром вождь считает моего питомца? Может, это он про того Рокотуна говорит? Да уж, та тварюга нам сейчас бы не помешала. Разогнала бы всю эту шелупонь к чертям собачьим.
– Твоя глюпый человека позовёт Куль-Отыр? Не позовет, Ийр будет осень, осень хатнэ, – снова обратился ко мне вождь и показал на лужу крови в центре ритуальной юрты.
– Обойдётесь, неудачники. Вы даже зарезать толком не умеете, – попытался я изобразить надменную ухмылку, но, подозреваю, вышло так себе, – вон сколько ценного продукта перевели.
– Няйт хум пуссын ваг, – засмеялся вождь, – шамана всё каласо знает.
– Ага. Только покормить этих парней забыл, – я показал на идолов с большими ртами, – а Отевах из Подгорного лога, когда шаманил с Золотой Бабой, нашей кровушкой таких потчевал.
Вождь аж переменился в лице. Он выронил щохри, будто тот обжёг его ладони, и отскочил в угол.
– Что же ты сразу не предупредил, придурок?! – чисто и без малейшего акцента воскликнул он. – Чуть не наделали беды!
После чего махнул своим подручным и остался с нами наедине.
– Не силён я в ваших камланиях. Думал, квалифицированный шаман помазанника божьего за версту чуять должен? – протянул я вперёд связанные руки, наивно полагая, что уж теперь-то конфликт исчерпан.
– Ишь какой прыткий, – осклабился вождь. – Твой мутант пятерых наших загрыз и ещё одному… – Он огляделся и продолжил шёпотом: – Причинное место оторвал. Бедняга едва кровью не изошёл, насилу спасли. А жена молодая. Представляешь?
– Какой мутант? – попытался я закосить под дурачка.
– Вот только не надо этого, – поморщился дед, будто его носом в говно макнули. – Откуда ни возьмись объявляется лохматая тварь в упряжи, режет моих людей. А утром охотники, идя по её следу, находят вас. Ты меня совсем за тугого на голову держишь? У меня, к твоему сведению, пять классов образования.
– А зачем слова коверкал?
– Так убедительнее выходит. Разве нет? – обратился он к Ткачу.
– Соглашусь, – кивнул тот, до сих пор не отойдя от устроенного нам представления.
– Чисто ради интереса, – решил я уточнить одну несущественную деталь, – за что парнишку порезали?
– В подношения руку запустил. Золотой Бабе.
– Так ты что же, в самом деле веришь?
– Больше, чем в тебя, – ответил старик без тени сомнения. – А ты нет?
– Ещё как верит! – поспешил засвидетельствовать мою набожность Ткач. – Просто он туповат слегка. Да ещё оголодал. Соображает плохо. И я, кстати, тоже… верю. Иначе стали бы мы с Отевахом обряд-то мутить? Сам подумай.