– Ваше первоначальное заключение, доктор, абсолютно правильно, – угрюмо объявил Зубов. – Она истекла кровью.
– Скажите, – медленно начал Сергей. – Скажите… Ее изнасиловали?
Зубов кивнул – не сразу.
– Так, – Булгаков глубоко вздохнул. – Это не может быть никто из нас.
– Что так? – поднял брови майор.
– Ну, – помялся Булгаков. – Чтобы пойти на это, надо быть не просто мерзавцем, а подонком. А мы…
– Вы плохо знаете вашу компанию, – прервал его Зубов и резко встал, с грохотом отодвинув стул. – Мне осточертело это слышать! Мои друзья!!! Никто не мог!!! Мы знаем друг друга сто лет!!! Ни хрена вы друг друга не знаете! Вам интересно, была ли Стрельникова изнасилована?! Да, была! Кто из вас – друзей до гроба – искромсал ее в клочья? Отвечайте! Кто из ваших друзей, в которых вы так уверены?! Или, может, вы сами, господин доктор? Вы видели, во что превратили молодую, здоровую девчонку? И после этого вы будете здесь распинаться насчет безусловной порядочности ваших друзей? А что вы скажете о вашем приятеле Орлове? Не он ли тот самый подонок? Все всё знают о нем и Астаховой! И все молчат! Вам что – вообще плевать? Или вы его специально покрываете?
Булгаков выслушал тираду майора, не прерывая, а потом кивнул.
– Да, наверно так все и выглядит. Все молчат. Вы правы. Поверьте, не просто так молчат.
– Не просто так? – поинтересовался Зубов, – А как?
– Она не хочет, – произнес Булгаков, – Это не мы его покрываем, а она. Он закрыл глаза. «Умоляю, – услышал он ее тихий голос, она уже почти спала, – умоляю, не говори… не говорите им. Я этого не выдержу». И он пообещал. Хмуро передал просьбу Катрин остальным.
– Я могу идти? Надо посмотреть, как там Катрин.
– Никуда ваша драгоценная Катрин не денется, – сухо уронил майор. – А у меня есть еще вопрос. Вам знаком этот предмет? – он выложил на стол скальпель в пакете. Булгаков мельком глянул на вещдок.
– Это хирургический скальпель, – спокойно, словно салаге с первого курса мединститута, объяснил Сергей.
– Я и сам вижу, – хмыкнул Зубов. – Признавайтесь, ваш скальпель?
– Бред, – голос Булгакова стал хриплым. – Я не ношу с собой хирургические инструменты.
– Ну как же? – насмешливо поинтересовался Глинский. – Вы же хирург. Всякое может случиться.
– Прошу заметить, – резко ответил Сергей. – Времена, когда доктора повсюду ходили с саквояжами, где полагалось быть и скальпелям, давно прошли. Вне работы мы теперь налегке.
– А дома вы держите подобное?
– У меня есть дома пара скальпелей, – кивнул Сергей. – Но этот навряд ли один из них.
– Почему вы так уверены?
– Видно невооруженным глазом, что этот инструмент новый и чрезвычайно острый. А дома я использую свои скальпели для хозяйственных целей – они все с зазубринами. Понятно?
– Понятно, – кивнул Зубов. – А разве скальпель нельзя наточить?
– Почему же, теоретически можно. Существуют специальные станки для заточки скальпелей. Но у меня такого станка дома нет. Зачем он мне? Понадобится новый скальпель – сопру на работе.
– Идите, – ответил Зубов, подавая ему протокол на подпись. – Нам еще придется встретиться.
– Не сомневаюсь, – буркнул Сергей.
– С чего ты взял, что у него шашни с Астаховой? – спросил майор Глинского, когда за Булгаковым захлопнулась дверь.
– Ни с чего не взял, – широко улыбнулся тот. – Попытался сделать ход конем.
Майор обдумывал то, что сейчас узнал от Булгакова. А что он, собственно, узнал? Да ничего ровным счетом. Глинский же продолжал развивать интересующую его тему.
– Зуб даю, – проронил он, – все на ней завязано.
– На ком именно?
– Как на ком? На Астаховой, конечно.
– Откуда такие выводы? – нахмурился Зубов.
– Да ты посмотри на них! Пожалуй, лишь Ланской и Рыков относятся к ней по-дружески. А остальные… Взять эту историю с испанцем…
– Да, его поведение можно истолковать двояко, – согласился майор. – А что? Мотивы у него могли быть самые разные. Не всякий ввяжется по собственной инициативе в подобную авантюру – заставить ревновать своего друга, да еще так, что у того крышу снесло.
– А тебе не показалось, что Кортес без особой симпатии относится к Астаховой? Вроде как подруга, вроде как красавица, а в глазах холод арктический. Не любит он ее. Да и Орлова тоже.
– Да… чудно как-то… – пробормотал Зубов, почесав в затылке. – Хлебнем, я чую, проблем с этой теплой компанией. А доктор как тебе?..
– У него даже выражение лица меняется, когда он об Астаховой говорит, – Глинский ухмыльнулся. – Смешно получилось с подружкой.
– Да, забавно. Но что это доказывает? Астахова – женщина, бесспорно, красивая, такие вызывают сильные чувства и не всегда позитивные… Не каждая выдержит подобное напряжение в отношениях, а общаются все в этой компании близко. Или она кайф от этого ловит, а? Все пятнадцать лет?
– Может, и ловит. Надпись на стене – отдельная песня. Ну все, смотри, все замыкается на ней.
– Ты, по-моему, тоже на ней замкнулся, – добродушно пошутил Зубов.
– Да нет… – отмахнулся Глинский и мечтательно посмотрел в потолок. «Да… – подумал он, – какая грудь… какие ноги… какие глаза… Идиот!» – выругал он сам себя, а вслух подвел итог:
– И все-таки – все замыкается на Астаховой. Интересно, что же с ней на сей раз случилось?
Майор решительно поднялся:
– Мы имеем полное право взглянуть. Подумаешь, спящая принцесса!
Опера вышли из кабинета. Заглянув в гостиную, где эксперты завершили долгую нудную работу, они остановились перед спальней.
Осторожно приоткрыв дверь, Глинский заглянул внутрь.
– Действительно, спит, – прошептал он, обернувшись к Зубову. – Зайти?
– Разумеется, – ответил майор и втолкнул напарника в комнату.
Заботливая рука укрыла женщину голубым покрывалом, прежде заменявшим ей юбку. Зубов бесцеремонно сдернул его, и они увидели, в каком плачевном состоянии находятся ее ноги. Катрин продолжала вздрагивать даже во сне.
– Как вам не стыдно? – услышали они возмущенный голос и, как по команде, повернули головы. Булгаков выходил из ванной, вытирая мокрые руки полотенцем.
– Я же сказал – ее нельзя беспокоить, – зло бросил он.
– Кто? – каменным голосом спросил майор, кивая на спящую Катрин.
– Что – «кто»? – отозвался Булгаков, отшвыривая полотенце в сторону.
– Я спрашиваю, – тем же тоном продолжал Зубов, – кто довел эту женщину до такого состояния, что ее пришлось накачивать успокоительным? Следы чьих побоев у нее на лице? А происхождение весьма характерных гематом на ее ногах вы, господин доктор наверняка затруднитесь объяснить.