– Моя дочь, Тенко, погибла в 2034-м в Луанде. Она работала в «Hong Kong Banking Corporation», – Мацумото вскинул руку, предупреждая мои слова. – Да, я знаю, что ваша компания обеспечивала безопасность отделений «HKBC» и что благодаря вашим людям погибло гораздо меньше их сотрудников, чем могло бы. Я должен попросить у вас прощения за такие мысли: наверно, я просто завидовал тем, кого вы тогда смогли защитить, и был зол, что в их число не вошла Тенко.
– Погодите, – я наморщился, вспоминая. – Но ведь в вашем досье указано, что она погибла в автокатастрофе?
– Да, – кивнул Окадо. – Она была в одном из автомобилей, которые в тот день взорвали ангольцы. Ее третий день работы. После тех событий корпорация, как могла, скрывала число погибших – ведь это было пятно на ее репутации. Правительство их поддерживало, а мне…мне было все равно. Поэтому в официальных документах местом смерти Тенко указан Токио.
– Понятно. И Амели посчитала, что если ее самодеятельность выплывет наружу, вы ее прикроете, – мрачно заключил я. – Мисс Бомонт, случаем, не играет в и-го?
– Насколько я знаю, она предпочитает шахматы, – Мацумото снова взмахнул рукавом и возле игральной доски из ниоткуда возник серебряный поднос со стоящей по центру глубокой чашей, украшенной шапкой зеленой матовой пены. – Выпейте чаю и расскажите, зачем хотели меня видеть. Ведь не для того же, чтобы сыграть партию в и-го.
Я пригубил терпкий горьковатый напиток и поймал себя на мысли, что совсем забыл о том, что нахожусь в виртуальном мире и представляю собой всего лишь сгусток информации. Казалось, что я уже не в первый раз сижу вот так, на веранде дома над горной долиной, играя со старым ученым в древнюю игру.
Затем, слово за слово, я рассказал Окадо все, что со мной случилось, с того момента, как я очнулся один, в кромешной тьме, внутри вирт-системы «Церебрума», и до штурма комплекса токийским спецназом. Я рассказывал все без утайки – о прослушке Пака, об имитации звонка премьер-министра, о неприязни к Питеру и желании убрать его из моей жизни. Наверно, будь на месте Мацумото бельгийка, она бы точно решила, что пришел ее звездный час – исповедать одну из частей раздвоенной личности. Японец же лишь кивал, не забывая ставить камни на доску. В конце концов я рассказал ему об угрозе Питера, прозвучавшей в беседе с Гранжаном: уничтожить сервера с цифровыми отпечатками клиентов и самого Окадо.
– У меня нет доступа к системам вооружения центра, – закончил я свою речь. – Я даже не могу проверить, блефует Питер или нет. Но в любом случае, думаю, вы согласитесь, что он сейчас – ходячая часовая бомба для вас и для клиентов корпорации. Я посчитал, что вы можете помочь нейтрализовать его.
– Мне кажется, в игре вы предпочитаете путь сэнтэ [58] , – сказал Мацумото после недолгого молчания. – Вы играете широко и агрессивно, но всегда есть возможность, что ваш противник ударит там, где вы не ждете. – Он поставил камень и я обнаружил, что в результате пять моих погибли [59] .
– Вы хотите сказать, что Питер может реализовывать какие-то свои планы по моему уничтожению? По-моему, он полностью занят противостоянием с Гранжаном.
– Если ты далеко – покажи что близко. Если ты близко – покажи, что далеко, – пожал плечами ученый. – Вы ни на секунду не должны забывать, что играете с собственным отражением.
– Так вы поможете мне? – я убрал захваченные камни с доски.
– Нет, – покачал головой Мацумото. – Вы не там ищете союзника, Петр. Увы, но я не могу назвать себя стороной, заинтересованной в сохранении серверов. Я слишком долго бежал от смерти и до сих пор не уверен, что сделал правильный выбор тридцать лет назад, когда решил посвятить остаток жизни ее продлению.
– Мне кажется, если бы вам задали тот же вопрос через двадцать лет, после пересадки в клона, ваше мнение было бы иным, – попытался я нажать. – Неужели вы не хотите получить возможность прожить жизнь заново? Без тех ошибок и страданий, которые вы испытали в прошлой жизни? Без необходимости колебаться перед выбором, на что потратить следующие двадцать или тридцать лет?
– Жизнь без ошибок и страданий – пресна, – улыбнулся ученый. – В новом теле вы начинаете новую жизнь. Конечно, вы уже будете далеко не тем восемнадцатилетним восторженным мальчиком, выходящем из детства в чужой взрослый мир. Но ваш опыт – это не страховка от новых ошибок. Нет, я сделал все, что мог для того, чтобы получить эту возможность. Но если судьбе будет угодно остановить меня – я не буду мешать.
Минут пять мы в молчании добавляли камни на доску, размышляя каждый о своем, отпивая иногда чай из чаши.
– Что ж, – нарушил я затянувшуюся паузу. – Похоже, у меня нет шансов в этой партии, – я положил на игровое поле сразу два камня [60] .
– Для столь долгого перерыва вы играете очень достойно, – сказал Окадо. – Думаю, если нам представится возможность сыграть еще несколько партий, мне стоит вас опасаться. – Он снова взмахнул рукавом над доской и принадлежности для игры растворились в воздухе.
– Почему бы вам не договориться с вашим икирё? – спросил он. – Поверьте, через несколько лет жизни здесь, – обвел он рукой вокруг себя, – ваше мнение о важности денег изменится и вряд ли у вас двоих возникнут трудности из-за раздела компании. Я бы даже мог замолвить за вас слово перед Гранжаном. Конечно, сейчас он прислушивается ко мне гораздо меньше, чем раньше, но все-таки…
Гранжан! Я еле удержался от того, чтобы стукнуть по столу или выразить охватившие меня эмоции другим способом. Вот к кому мне нужно идти за помощью. Не к Науке и Мудрости, а к Бизнесу и Целесообразности. В голове начала вырисовываться очередная идея.
– Простите, Окадо-сан, – прервал я старика. – Спасибо, что приняли меня: я узнал от вас много нового. Но мне надо идти.
– Да, конечно, – посмотрел на меня с грустью Мацумото. Он понял, что его миротворческие инициативы ни к чему не привели. – Я забыл, что вы Воин. И все же надеюсь, что еще увижу вас двоих в этом доме.
– Sayonara, Окадо-сан, – я поднялся со скамейки и, разминая затекшие ноги, двинулся в обратный путь, из осенненго великолепия горной долины северной Японии в холодную рациональность вирт-системы «Церебрума».
Первым делом, что уже входило в привычку, я проверил, как там дела у Питера. По моим ощущениям, я провел у Окадо не меньше четырех часов, но, как оказалось, в реальном мире прошло меньше часа. Так что мой двойник мирно посапывал в кресле, просматривая принадлежавшие мне сны.
Затем я почти два часа, используя новоявленные способности, при посильном участии Дживса занимался подготовкой к разговору с Гранжаном.