И снова в организме накапливалась злость. Давненько ее что-то не было. Мимо Глеба к закрытому главному выходу проследовали три тележки с «экипажем». Несколько человек тянулись порожняком. У причала, где осуществлялась погрузка на лодку, оставалось человек семь. Светили несколько фонарей. Погрузочная платформа была пуста. Похоже, и эти люди не собирались оставаться здесь навечно. Он различил силуэты Штайнера и его белобрысого помощника, стал подбираться ближе — благо на правом берегу в этой зоне было куда спрятаться. Всего он насчитал двадцать восемь выживших боевиков, при этом нигде не было видно Зои. Ее могли убить, а могли по-прежнему держать в кулуарах, и тогда боевиков гораздо больше…
— Странно, — буркнул Штайнер, глянув на часы. — Двадцать минут назад Герман должен был выйти на связь и доложить о прибытии в конечный пункт. Связь односторонняя — лодка экранирует…
— Там вроде бухта, где ее можно безопасно поставить? — подал голос Ларссон.
— Тем более. Ему давно пора доложить.
— Думаешь, это повод для беспокойства?
— Не знаю, Ингвалд, не знаю. Все прошло успешно, но мне не дают покоя те умники, что отравляли нам жизнь…
Он понизил голос, Ингвалд тоже не кричал. Глеб различил одну из последних фраз: пора вызывать транспорт, на объект, конечно, никто не сунется, но не нужно дразнить судьбу. Погрузка мин займет не меньше часа, а бросать такое сокровище просто глупо. Немногочисленная группа людей побрела к главным воротам. Штайнер двигался во главе процессии. Он вынул рацию из поясного чехла, отчетливо бросил в нее: «Махновский, с девчонкой все в порядке?» Выслушал ответ и распорядился: «Доставить к первому причалу. Скоро уезжаем».
Эти слова и послужили для Глеба пинком под зад. Зачесалось все тело, он еле дождался, пока уйдут люди и свет фонарей пропадет за изгибом дуги. Стянул с себя осточертевшую, восставшую колом штормовку, сунул фонарик в зубы и сполз в воду…
Он бежал как на первое в жизни свидание! Со свистом проходил повороты, пружинил от стен. «Объездная дорога», никаких пробок! «Ты должен успеть, ты должен успеть…» — молотило по затылку, и он едва не пролетел ту самую развилку! Встал, вернулся, приказал себе вести себя прилично и дальше перемещался с мерами предосторожности, хотя и быстро. Коридор, проход через отверстие в станине в «параллельное» пространство. Задержав дыхание, он проскочил зону, напоенную смрадным трупным запахом, выполз в зал, где проводились «изыскательские» работы, прихватив по дороге увесистый кусок трубы. В качестве дубины гнева — вполне подходяще. А возникнув в зале, был поражен — здесь царила темнота, как в склепе! Ни единого звука — даже вода нигде не капала! Не успел! Уже не прячась, он включил фонарь, начал метаться от проема к проему, отыскивая вчерашний день. Потом заставил себя успокоиться, приструнить разогнавшееся сердце. Все в порядке, так и должно быть. Восемь минут назад вертухаи, стерегущие Зою (ну, не мог он ее представить Кристиной!), получили от Штайнера приказ доставить девчонку к первому причалу. Ждать, пока примчится офицер спецназа, они, понятно, не стали. Повели пленницу кратчайшей дорогой — через арсенальную штольню. Восемь минут пути, да по тамошним «барханам» — они еще и половину не одолели!
Он пролетел через распахнутые ворота противоатомной защиты, встал, напряженно вглядываясь в темноту. Какого черта, они же не черепахи! Он кинулся дальше, светя себе под ноги, на полном серьезе моля бога, чтобы эти твари не вздумали оглядываться…
Он настиг их в вытянутом, как торпеда, цехе, разделенном на три утопленные в пол дорожки! Блики света плясали по черному пространству. Люди шли по центральному желобу в колонну по одному. Глеб их догонял, сжимая трубу, предусмотрительно выключил фонарь. Он устал уже молиться! Теперь он слезно упрашивал боженьку, чтобы уберег его от «преждевременных» падений и спотыканий. Дошла молитва! Их было трое — не считая той, которую они конвоировали.
— Зоя, на землю! — проорал Глеб. — Кыш отсюда к чертовой матери!
И успел заметить, как щупленькое тельце, плетущееся вторым со связанными за спиной руками, повалилось на колени, шустро стало отползать куда-то в сторону. Развернулись фонари, взревели луженые глотки. А он уже бил направо и налево своей дубиной народного гнева — по глазам, по фонарям, по рукам, которые вскидывали автоматы! Орал какой-то нервный тип, получивший трубой по переносице. Извивалось под ногами тело с перебитым позвоночником, обливалось кровью и пеной. Отпрянул третий, передернул затвор — Глеб ударил по наитию — или на звук, он уже плохо разбирался в тонкостях. Хрустнуло переломленное запястье, боевик захлебнулся матерщиной, а Глеб уже вырвал у него «портативный» «Каштан», отпихнул его пяткой и повалил «сорвавшимися» пулями. Подхватил с пола горящий фонарь — массивную кубическую штуку с ручкой, за долю мгновений ушел от пули — словно волан отбил ракеткой! — коренастый тип с обрюзгшей физиономией, которому он мастерски разбил переносицу, стоял на коленях, прижав автомат к пузу, еще на что-то надеялся. Кончилось время надежд! Он сбил его с колен единственной пулей в лоб, развернулся в прыжке на хрип, добил того, что извивался, не в силах вымолвить ни слова…
— Зоя, ты здесь? — Совсем с ума сошел человек, еще мгновение назад строчил из автомата, а теперь изъяснялся шепотом — видимо, чтобы посторонние не услышали…
— Здесь я, Глеб… — в том же духе отозвалась девушка из неосвещенного мрака.
Вот и славно. Вот там и лежи… Он принялся собирать честно добытое оружие. Забросил за спину два «Кипариса», на правое плечо повесил «Каштан», расталкивал по карманам запасные рожки. Поднял фонарь и подошел к съежившейся девушке. Временами он действительно начинал сомневаться в ее существовании, испытывал сомнения в собственном психическом здоровье, накручивал себя. Но в минуты, подобные этой, сомнения рассеивались, и он чувствовал себя растерянным семиклассником, на которого впервые обратила внимание девочка. Она сидела на полу, сжавшись в комочек, подрагивала, смотрела на него так, словно провинилась и очень об этом сожалеет. Еще и скромно опускала глазки…
— Ты так смотришь на меня, Глеб, словно уже представляешь, как будешь избавляться от трупа… — пробормотала она, надув губки. — Считаешь, что я в чем-то виновата перед тобой?
— Ты в порядке? — спросил он, обнажая нож и разрезая веревки. Она вздохнула с облегчением, стала растирать продавленные запястья. Возможно, ее не унижали в плену морально и физически, но связали крепко.
— Я в порядке, Глеб… Не считая того, что мне было немного грустно. Я думала, что ты быстрее прибежишь меня спасать. Сидела, ждала, высматривала — в компании этих невоспитанных жлобов…
— Занят был, — хорошо, что не видела, как покраснел.
— А я вот тебя быстро спасала, — продолжала она издеваться. — Не успевал ты попадать в неприятность, а я уже тут как тут. Целых два раза.
«Три, — подумал Глеб, — Секс тоже считается».
— Хорошо, я просто болтался по этим чудным райским местам, — процедил он, начиная терять терпение. — Делать мне было нечего, что тут непонятного? Кстати, если это тебе до сих пор интересно, то вражеская подлодка уничтожена вместе с экипажем, торпеды затонули вместе с лодкой, и вернуть все это назад уже никак нельзя. Так что ваша украинская государственная безопасность может спать спокойно. Банда уничтожена не вся, пакуют мины, поджидают транспорт, чтобы убраться, и совершенно не в курсе, что их лодка потоплена. Твой Штайнер жив, но я его убью.