— Никогда не понимал, Григорий Ильич, — пожал плечами Дымов, — зачем профессор Плейшнер принял яд?
— В смысле? — не понял Бекшанский.
— Яду, говорю, зачем он принял? — повторил Глеб. — Хорошо, переиначим. Зачем профессор Плейшнер выбросился из окна? После того как проглотил сильнодействующий яд. Двум смертям бывать?
Григорий Ильич задумался, сделал неопределенный жест:
— Знаешь, Глеб, никогда не задумывался. Может, это мощный режиссерский ход?
«Самые надежные и проверенные» были либо в командировке, либо в отпуске, либо уже умерли. Борька Караванов вызвался сам — молодой старший лейтенант был одной ногой в отпуске, рвался в Томск на историческую родину — в объятия старушки мамы «и кое-кого еще, о ком не говорим». «Отлично, Глеб Андреевич, — обрадовался Караванов. — Полчаса езды на твоей «Ниве», быстро делаем работу — суток, надеюсь, хватит? — и завтра вечером я уже на крыле». Он с чего-то решил, что «командировка» на южный берег Крыма — это что-то увлекательное и необременительное, а главное, краткосрочное. Впрочем, если откровенно, то Глеб считал примерно так же. Лида Баклицкая на построении усердно скрывала зевоту и старательно делала умный вид — захотелось ее как-то подколоть. Лучшего способа он не придумал — да никого другого в тот момент и не было. Задание со слов начальства выглядело пустяковым — пробраться на базу, выяснить, кто там мышкует и что там, собственно, происходит. Он догадывался, что ни ему, ни Бекшанскому всю правду не скажут, но был уверен, что если выделяют только троих, то дело не стоит и выеденного яйца.
— Орлы, — усмехнулся Григорий Ильич, обозревая троицу, уже готовую к выполнению необременительного задания. — Ну, и орлицы, конечно же…
— Цвет подразделения, товарищ капитан первого ранга, — подтвердил Глеб. — Волевые, мужественные, обладают острым умом, ловкие, смелые, хваткие, идеально смотрятся во вражеской форме.
— А еще я успеваю заправить постель, пока в турке варится кофе… — прошептала вытянувшаяся по стойке смирно Лида.
— Действуйте, ребята, — обозрев насупленное войско, вздохнул Григорий Ильич. — Проявляйте смекалку, инициативу, можно даже фантазию. Не забывайте про осторожность — не поручусь, что не засовываю вас в очередное дерьмо. И самое главное, ребята, — он понизил голос, вкладывая в него максимальную доверительность, — пусть вы съездите впустую — это не суть важно. Лично я сомневаюсь, что к прибытию новых хозяев объект минируется или что-то в этом роде… Главное — не засветиться. Вас там нет и быть не может. Россиянам — а тем более военнослужащим — запрещено появляться на объекте, он еще не передан российской стороне, является собственностью Украины. Буду очень рад, если завтра вы снова будете стоять перед мной, докладывая, что все действующие лица живы, имело место недоразумение и паранойя у ряда должностных лиц с небогатым умом и фантазией…
Глубина Калабановской бухты — тридцать метров. Глубина водного канала в центральной штольне — не менее восьми. Уровень канала на семь метров ниже уровня моря — до сих пор остается загадкой, какие инженерные технологии применяли «древние» для создания этого искусственного детища! Небольшая субмарина, при наличии открытых батопортов, может под водой войти в канал, и хрен ее заметишь… В наличии у противника боевых пловцов, сидящих на дне, Глеб сильно сомневался, но мерами предосторожности не пренебрегал. Короткие «перебежки» по дну с осмотром местных достопримечательностей — фонарь на шлеме был выставлен на самый слабый свет. Ни с суши, ни с воды заметить этот свет невозможно. Ласты в комплект в этот день не входили — не так уж сложно плыть в стоячей воде. Он медленно пересекал бухту, стараясь не отрываться от дна. Расчет оказался верен — искусственная насыпь на западной стороне бухты, скользкая бетонная стена с разводами слизи — несколько рывков вправо, и распахнулся черный провал, куда он вплыл с опаской и сразу же прижался к левой стене. Поступательные рывки — 10, 20 метров, он уже внутри. Судя по всему, входной батопорт остался за спиной — мощные задвижные, полые изнутри ворота. Их масса составляла 150 тонн, 20 метров в высоту, 30 в длину, пять метров глубиной. Уникальное устройство по меркам шестидесятых годов. Внутри металлического корпуса батопорта находился второй корпус. В него закачивался сжатый воздух, дверь приподнималась, и глыба металла с помощью специальных двигателей и компрессоров перемещалась в горизонтальном положении, закрывая и открывая вход в подземную часть комплекса. Морские ворота защищали объект не только от чужих, но и от ударной волны разорвавшейся атомной бомбы, выдерживая мощное давление. Сомнительно, что проржавевшую конструкцию новым хозяевам объекта удастся когда-нибудь оживить…
Он выключил фонарь, остановился, готовясь набираться терпения. Но прошло минуты две, и в глубине мутных вод, на проторенной Глебом дорожке, кто-то возник. Зарябил огонек, за ним, в небольшом отдалении, — другой. Условный знак — пловец в авангарде через равные промежутки времени закрывал фонарь на лбу. Получалось что-то вроде ленивой аварийной сигнализации. Глеб проделал то же самое — помигал несколько раз, отправился дальше, а пловцы пристроились ему в хвост. Он отсчитал примерно семьдесят метров, подал знак, чтобы дожидались его возвращения, и начал медленно всплывать, погасив предварительно свет…
Несколько минут его неподвижная голова возвышалась над водой. Глаза привыкали к темноте. Плотная, звенящая тишина царила в этой части подземного завода. Из ворот, оставшихся за спиной, по каналу распространялся рассеянный лунный свет. Из мрака мертвого мира проявлялась рукотворная река, уходящая в глубь горы — на ней никогда не было течения. Проржавевшие стальные поручни над головой, за ними узкая площадка, тянущаяся вдоль левого берега. Над головой, на высоте примерно десяти метров, — полукруглый свод, уходящий в бесконечность. Ржавые изогнутые трубы на потолке — до них не дотянулись мародеры. Тяжелый запах — ржавчины, плесени, тины. На правом берегу — протяженный причал с выломанным, вздыбленным, покореженным настилом. В далекие времена здесь делали первую остановку управляемые швартовочными командами субмарины. Обученные специалисты выгружали вооружение лодки на специальные тележки и по проложенным рельсам увозили в примыкающие коридоры-паттерны — в оружейную штольню, расположенную справа от канала. Ядерные же боеголовки увозились в арсенальную штольню, находящуюся слева. Можно представить, какими мерами предосторожности это сопровождалось. На тележках не было никаких двигателей, их катали только вручную, изготовляли из специального сплава, покрывали листами алюминия, чтобы исключить даже теоретическую возможность появления искры. Ободья колес, соприкасающихся с рельсами, вытачивали из мягкой латуни… Глеб всматривался в темноту до рези в глазах. Если в этом тоннеле присутствовали живые существа, то они толково прятались. Однако чутье подсказывало, что именно сейчас в данной части завода нет ни одной живой души. Из рябящей мглы за поручнями вырисовывались провалы паттерн, уходящие в недра арсенальной штольни. Напротив — через застывшие воды — проявлялись аналогичные норы — проходы к оружейной штольне, к минно-торпедной части, к хранилищам огромных, объемом до трех тысяч кубических метров емкостей с дизельным топливом.