Трофеи, привезенные с места, скинули в центре отряда, куда сразу бросились журналисты.
— Это центральный ретранслятор, позволявший боевикам осуществлять единое руководство, — улыбался полковник Швадченко в камеры, отсвечивая наградами, навешанными на полевую форму.
Тем временем, чуть поодаль, не замеченные ни журналистами, ни большим руководством, Головин и трое раненных осколками гранат бойцов были погружены в «вертушку» и отправлены в моздокский госпиталь.
— Ты Михайленко? — подошел к Максиму незнакомый подполковник.
— Так точно.
— Привет тебе от Екимова огромный.
— Что?!!
— Я Кулик. Александра вчера видел. В Моздоке. Там по его делу проверку проводят. Он пока не под следствием, на дознании. Может, и обойдется.
Максим, научившийся за короткое время в контрразведке группировки недоверию ко всему и всем, изобразил безразличие и, пожав плечами, ответил:
— Если не виновен — обойдется.
В эту минуту из палатки, разбитой бойцами для Аленького, послышалась возня и шум. Журналисты обратили свои взоры в сторону, из которой доносились звуки, и разочарованный Швадченко вошел к Аленькому.
— Что за мудло расселось на моем диване? — басил старый полковник.
— Простите, простите, не мудло, а доцент военной академии, начальник кафедры тактики внутренних войск полковник Васюковский, — отвечало тело, пытавшееся спиной вжаться в диван подальше от разъяренного старика.
— Да мне по хрену, какой ты кафедры, какой ты доцент, спиногрыз вонючий! — не унимался полковник, не замечая ни Швадченко за спиной, ни горстку журналистов. — А ну, пошел в жопу с моего дивана!
— Но позвольте, — взвизгнул полковник, увидев включенные камеры журналистов.
— В жопу, — показал своим длинным, как указка учителя, пальцем Аленький. Заметив публику, он снял бронежилет и обратился к собравшимся: — Покиньте палатку офицера.
Журналистов и пришлых полковников стали оттеснять к выходу вбежавшие офицеры отряда, вежливо показывая, где выход.
Швадченко, красный от ярости, приблизился к Аленькому.
— Вы мне, товарищ полковник, за это ответите. Это срыв мероприятия, запланированного управлением по воспитательной работе. Мы тут лицо войск показываем, а вы… вы все срываете…
— Судя по тебе, — фамильярно и не глядя на Швадченко, ответил командир отряда, отряхивая свой диван, — мы не лицо, а задницу показываем.
— Да я… Вы у меня… — проговорил полковник и, резко развернувшись, вышел, состроив дежурную улыбку на выходе перед камерами.
— На войне бывают нервные срывы. Сейчас идет обновление войск, и скоро место дослуживших до пенсионного возраста займут молодые офицеры. Надежда войск. А теперь — прошу осмотреть снова трофеи.
Направив журналистов на цель, Швадченко зашел в КШМ (командно-штабная машина) и потребовал связиста запросить штаб Ханкалы.
— Соедините меня с командующим группировки, — начал он. — Товарищ командующий, начальник наградного отдела, руководитель специальной операции по уничтожению бандгруппы в Ножай-Юртовском районе полковник Швадченко. Докладываю, что командир 20-го ОСН в нарушение всех наставлений… Так точно, полковник Аленький… Так точно. Но он оскорбил полковника Васюковского, прибывшего для сбора опыта войск! Нет… Но он… Куда?
Радист расслышал громкие, последние в эфире слова командующего: «В задницу, Швадченко, иди в задницу…»
— Есть! — ответил расстроенный полковник и, увидев ухмылку связиста, резко повесил трубку. — Как ваша фамилия?
— Сержант Гордеев.
— Доложите своему командиру, что полковник Швадченко объявил вам выговор…
Поздно вечером Аленький повел отряд далее, в сторону Ведено, оставив трофеи и пленного с разведкой военной комендатуры района на попечение Кулика и Михайленко. Пока ехали с горного плато в Ножай-Юрт по многочисленным дорогам-серпантинам, над колонной постоянно кружили орлы. В самом же Ножай-Юрте орлов не было. Только вороны, расхаживающие по дороге.
Здание комендатуры, по сути, являлось большим блокпостом. Добротные бетонные стены и забор, мешки с песком у стен, «ежи» у въезда. Местная комендатура привыкла быть фильтрационной зоной для задержанных, проще — фильтром. Сюда свозили и настоящих преступников на допросы, и представителей местного населения — для сбора информации.
— Айбика Данкаева, — произнес Кулик полушепотом, когда остался один на один с Максимом.
— Что, простите?
— А я почем знаю. Так Екимов сказал.
— И все? Только Айбика Данкаева?
— Ну да… Сказал, передай Михайленко, и он все поймет…
— Вот так и нах… Чего я понять-то должен?
— Я не в курсе всего, — Кулик почесал затылок. — Не знаю, чего это, Екимов мне ничего не рассказал. Но вот за что купил, за то и продаю… А кто эта Данкаева?
— Журналистка…
— Как я эту братию ненавижу. Тут, в Грозном, двух дур задержал. Они на один срок прилетали сюда и у нас запрос делали. А остались на дольше. И маршрут указанный изменили. Ехали с благотворительным финско-чеченским фондом «Имам-гуль-азама». Сказали, что новое редакционное задание получили и остались. Я их не подозреваю ни в чем, но проучить их надо. Пока под «домашним арестом» в Ханкале сидят, завтра-послезавтра выпустят их.
— Мария Северова и Настя Сухова?
— Да, — Кулик сделал удивленные глаза. — А ты откуда знаешь?
— Так… В Гудере их видел. Айбика Данкаева…
— Не парься, если вспомнить не можешь. Потом все это, утром. У нас тут персонаж со спецоперации в изоляторе. Да еще разведчики четырех местных привезли. По подозрению… Нужно допросить.
— Давайте раньше начнем — раньше окончим. Но я ни разу…
— Знаю. Ни на фильтрах не был, ни дознание не проводил. Учись, студент. Главное — если возникнет вопрос — смотри человеку между бровей — ну, туда, где у индусов точка.
— Это зачем?
— Древние утверждали, что так человек не сможет выпить твою энергию, хм… На самом деле так у подозреваемого создается впечатление, что ты его видишь насквозь. После командировки, думаю, тебя на курсы совершенствования офицерского состава направят, и ты там все узнаешь. И о невербальном общении, и о методах сбора информации и ведения дознания. Сейчас лишь запоминай. Понял?
В бетонном, без окон и щелей, кубе помещения для дознания из мебели были три стула и стол с компьютером. Задержанный сидел в наручниках посреди комнаты. Максим за столом, а Кулик медленно ходил по периметру.
— Итак, начнем сначала, — медленно и спокойно продолжал допрос Кулик. — Вы — Адам Ганиев, семьдесят седьмого года рождения, уроженец Шали?