– Пока нет.
– Мы с Леней приглашали их в выходные, приезжай и ты.
– Спасибо, Люсек. А кто будет?
– Нинка с Левочкой собирались, может Линка с Борей. Вроде все.
Мы потрепались немного, я поела. Звонок!
– Что ты сидишь? Уже десятый час, – возмущалась Наташка.
В лесу и, правда, было очень хорошо. По-весеннему яркая, не запыленная зелень.
Птицы еще не все угомонились и верещали на разные голоса. Народу много, тут и парочки, и родители с детьми, и, конечно, многие с собаками. Наташка сразу же сунула Петьке поводок, и он резво побежал за Дейлом, который рванул с места, ошалев от счастья и разных запахов.
– Ну, рассказывай, – требовательно сказала Наташка, – только все по порядку и с подробностями.
Я начала с Красной Площади
– Постой! На фига ты мне все это рассказываешь, что я на Красной Площади не была?
– Ты же просила с подробностями.
– Я не это имела в виду.
Тогда я начала про ресторан.
– Вот, уже интереснее, – заметила Наташка. По ходу рассказа вставляла замечания. – Ты что, столько сожрала? Этим же напугать можно до смерти. Он подумает, что тебя не прокормить. А ты заметила, сколько на чай дал? Не жадный, – сделала вывод Наташка, услышав ответ.
– А целуется как?
Я только вздохнула.
– Значит, хорошо, – заключила Наташка. – А к нам в магазин сегодня вошел такой красавец. Весь из себя. И с ним, представляешь, какая-то невзрачная дылда. Он ей кольцо обручальное выбирал. Я даже смотреть на это не могла. Ну где справедливость? А тут хоть пропади!
– А как же Петька? —
– А что, Петька? Мямлит что-то, никакой решительности.
– Слушай, Наташ, а у меня на работе логотип сперли, – вдруг некстати вспомнила я.
– Вот сволочи, вот гады какие! Не бери в голову, не расстраивай себя
– Да я уже не расстраиваюсь, просто непонятно, зачем?
– Смотри-ка, с кем это Петька там любезничает? – нахмурилась Наташка.
Петька стоял невдалеке и о чем-то беседовал с молоденькой хозяйкой французского бульдога.
– Нет, ты посмотри на него, – не успокаивалась Наташка. – Прямо соловьем разливается. Ну, ладно – произнесла она тоном, не предвещавшим ничего хорошего. Мы подошли поближе и услышали, как девушка восхищается Дейлом.
– Дейл! Ко мне! – Дейл рванул к Наташке, а так как Петька держал его на поводке, то ему пришлось бежать за собакой.
– Блин! Чуть руку не оторвал, – запыхался Петька. Наташка погладила собаку, взяла Петьку под ручку и продефилировала мимо удивленной хозяйки бульдога.
К дому мы подошли довольно поздно, но Марья Степановна была на страже и, свесившись из окна, окликнула меня.
– Ты, часом, никого сегодня в гости не ждала?
– Нет, – удивилась я.
– К тебе какой-то мужик приходил.
«Может Саша»– сразу промелькнуло в голове. Да, нет, он же не знает, в какой квартире я живу.
– Почему вы решили, что ко мне?
– Он поднялся на двенадцатый этаж. Федор Васильевич к сыну поехал. Чернышевы и Тулеевы на дачах сидят. Надькина мать во Владимир свой укатила, а сама Надька на свиданку ушла, уж больно расфуфырилась. Ну, а Рыжовы в лесу со своим псом гуляют, еще не возвращались. Вот и выходит, только к тебе.
– А как он выглядел?
– В светлых брюках, голубой рубашке, волосы русые, в общем, неприметный такой, на мента похож или на бандита. – У меня екнуло в груди. «Что-то не нравится мне это».
– А еще, – зашептала она, – мне кажется, я его утром видела, но точно сказать не могу. «Ну, Марья Степановна, удивила ты меня. Прямо разведчица» – думала я, глядя на эту простую с виду бабку.
– А из дома он выходил, вы не видели?
– Вышел через десять минут, я уж подняться к вам на этаж хотела, а он тут как тут и быстренько в тот двор – шасть. В руках ничего не было, значит, не успел ничего спереть. – Она смотрела на меня вопросительно.
– Свет, ты идешь? – торопила Наташка.
– Иду, иду, – и, обращаясь к Марье Степановне, добавила. – Можно я вам одну вещь отдам на хранение. Совсем маленькую, но никому ни слова
– Могила. – Бабулька просияла и перекрестилась.
– Чего ей надо было? – поинтересовался Петька, когда мы зашли в лифт.
– Да так, спрашивала про родителей.
Наташка с Петькой из лифта вышли вместе. «Целоваться, наверное, будут» – мне стало завидно, вспомнился Саша. Конечно, работа и все такое, но он же не участвует в этой встрече, мог бы и позвонить. Мобильный молчал, может он по городскому звонил, пока я гуляла. С этой мыслью вошла в квартиру и уставилась на телефон. Звонок! Я схватила трубку.
– Алло! Светлана? Это Вадим. – «Тьфу-ты, кому бы не пропасть».
– Я соскучился.
– Ты это уже говорил. – Он стал меня раздражать.
– Значит, ты по мне совсем не скучала?
– Представь себе, нет, как-то не получается. Знаешь, говори лучше, зачем звонишь, а то я спать ложусь.
– Коробочка у тебя? – таинственным шепотом спросил он.
– Какая коробочка? – я сразу не поняла.
– Ну та, что я отдал тебе?
– Так бы и сказал. Между прочим, ты об этом в прошлый раз спрашивал. У тебя, что, старческий склероз? – Он неестественно засмеялся.
– Это замечательно. Я через недельку приеду и заберу ее, только не потеряй. Целую. Замечательно ему. Что замечательно? Что за мной таскается какой-то мужик? Целует. Очень мне нужны его поцелуи. Приедет скоро. Может не торопиться, никто не ждет. Еще что-то ворча себе под нос, я стала рыться в ящике с дискетами. Вот она. Нет, это не она, на той, вроде, другой цветочек был. Тогда эта. Нет, это тоже не она. Что за черт? На всех коробочках красовались рожицы и цветочки. Да, с фантазией у меня не богато. Да вот же она! Потому, что, нарисовав рожицу, я еще подумала, что она какая-то дефективная получилась. Бровки сдвинуты, глазки в кучку, а рот до ушей. Взяв дискету, быстро спустилась на первый этаж. Марья Степановна поджидала меня на пороге своей квартиры. Она бережно взяла дискету, завернула в газету, положила в пакет и спрятала в духовку, пояснив, что все равно ничего не печет. В лифте машинально нажала на восьмой. Двери открылись, передо мной стояла заплаканная Лариска. Со словами – Я к тебе, – она быстро вошла в кабину. Не проявляя громко сочувствия, убедившись на опыте, что это вызовет поток слез, в душе очень ее жалела, да и плакала Лариска крайне редко, наверное, что-то серьезное случилось.
Но, едва переступив порог квартиры, коротко сказала – Ну, рассказывай.
– Представляешь, он меня приревновал, устроил безобразную сцену.