— Ну-ну, успокойся, — сказал Фрэнки покровительственным тоном. Он решил, что Аннабель все еще слишком потрясена и не понимает, что говорит.
— Который час? — спросила Аннабель, смерив его мрачным взглядом. — Впрочем, это неважно. Я хочу, чтобы ты немедленно — слышишь, немедленно! — позвонил этой свинье и высказал ему все, что я о нем думаю. Когда я с ним говорила, он… Представляешь, он бросил трубку!
Так, подумал Фрэнки. Ральф Маэстро бросил трубку во время разговора с собственной дочерью. Что ж, быть может, он все-таки укокошил собственную жену и теперь страдает… Ничего странного, он ведь из Голливуда, от этих звезд всего можно ожидать!
Тут мысли Фрэнки приняли иное направление. Если Ральф действительно убил жену, то теперь его арестуют и посадят. Кто в таком случае унаследует все состояние супругов Маэстро? Конечно же, Аннабель, их единственная дочь. Гм-м… похоже, убийство Джеммы оборачивается совершенно иной, не столь драматичной, стороной.
Воображение тут же нарисовало Фрэнки несколько радужных картин. Он переезжает в Лос-Анджелес, живет в огромном особняке, устраивает шикарные вечеринки возле собственного бассейна и общается с самыми что ни на есть суперзвездами кино, музыки, спорта. А что, характер у него подходящий, он с ними быстро перезнакомится. Только бы Аннабель не помешала, подумал он с досадой. Фрэнки уже несколько раз предлагал ей съездить в Лос-Анджелес, но каждый раз она отказывалась наотрез. «Я ненавижу этот город и не желаю туда возвращаться, — говорила Аннабель. — Те несколько лет, что я прожила в Лос-Анджелесе, были самыми несчастливыми в моей жизни!»
Но теперь кое-что наверняка изменится.
— Ну?! — спросила Аннабель, и ее глаза гневно блеснули. — Будешь ты звонить или нет?
— Отчего не позвонить? — Фрэнки пожал плечами. — Но ведь я… я его совсем не знаю. Что я ему скажу?
— Господи Иисусе! — в ярости вскричала Аннабель. — Ты прекрасно знаешь, что говорить. Скажи этому козлу, что мы больше никогда не будем иметь с ним никаких дел.
— Так и сказать? — удивился Фрэнки. Похоже, смерть матери подействовала на Аннабель сильнее, чем он ожидал.
— Так и скажи. И еще можешь сказать, что я его ненавижу, — бросила Аннабель сквозь зубы. — Имей в виду, мне наплевать, сколько денег мы потеряем. Подумаешь, миллиардер хренов… Найдем других! Вокруг хватает парней с деньгами, нужно только поискать как следует. Да можно и не искать — сами сбегутся.
«Она с ума сошла, — подумал Фрэнки. — Что она несет?»
— Послушай, детка, — начал он. — Я знаю, как тебе тяжело, но…
— При чем тут «но»?! — взорвалась Аннабель. — Взгляни лучше на мои синяки. Он исколотил меня с головы до ног!
— Кто?! — изумился Фрэнки. Он ничего не понимал. Аннабель явно помешалась от горя.
— А ты не догадываешься?! — Аннабель зло прищурилась. — Жирный, наглый идиот, которому было намного больше, чем пятнадцать. Омар никакой не невинный пятнадцатилетний араб, он — типичный здоровенный американец с задатками садиста! И он не только избил меня — эта скотина искусала мне всю задницу. Шарифу Рани должно быть стыдно за своего ублюдка! Наверняка Омар его побочный сын от какой-нибудь шлюхи, потому что…
Ах, чтоб тебя!.. До Фрэнки наконец дошло, что речь идет вовсе не об убийстве Джеммы Саммер, а о вчерашнем свидании Аннабель с сыном арабского нефтяного магната. Что-то там пошло не так, вот она и завелась. Господи, неужели Аннабель до сих пор не знает, что ее мать убита?!
— Ты что, не смотрела последние новости? — спросил он упавшим голосом.
— А ты разве не читал текстовые сообщения, которые я тебе отправила? — ответила Аннабель вопросом на вопрос. — Или, может быть, тебе все равно, что меня фактически изнасиловали? Да что с тобой, Фрэнки?!
— Я же здесь, правда? — огрызнулся он, жалея, что не прочел скопившиеся в почтовом ящике эсэмэски и электронные письма. Сначала ему помешал проигрыш в карты, потом подвернулась эта смазливая официанточка из стейк-хауза, а потом он отправился в стрип-клуб и, естественно, обо всем забыл.
— Детка, — проговорил Фрэнки, поняв, что сообщать Аннабель печальные новости придется именно ему, и никому другому. — Мне нужно кое-что тебе сказать…
— Что же? — отозвалась она. Фрэнки вел себя как-то странно, и ей это очень не нравилось.
— Дело касается твоей… матери.
— А что с ней такое?
— Господи, даже не знаю, как тебе сказать. Она… — Он покачал головой. — Ладно, придется выложить все как есть. Короче, твою мать убили. Застрелили в собственной постели.
Аннабель молчала так долго, что Фрэнки испугался.
— Я… я думал — ты знаешь, — пробормотал он, пристально вглядываясь в ее лицо и пытаясь угадать, что она чувствует.
Аннабель недоверчиво покачала головой. Ее мать убили?! Да как это может быть? Что он такое говорит?! А может, она все еще спит, только ее эротический сон незаметно превратился в кошмар?
— Мне очень жаль, детка, — добавил Фрэнки. — Я понимаю, это произошло так неожиданно, что ты растерялась, но…
— К-когда? — проговорила наконец Аннабель срывающимся голосом. — Когда это случилось?
— Сегодня утром, кажется. Я не знаю никаких подробностей, кроме того, что говорили по телевизору. Как только я услышал об убийстве — сразу прыгнул в машину и помчался сюда.
— Сегодня утром? — машинально повторила Аннабель. — Почему мне никто ничего не сказал, не позвонил?
— Я уверен, что кто-то тебе звонил, но ведь ты не берешь трубку. Да и сообщения ты наверняка не проверяла.
Аннабель молча кивнула. Теперь она была уверена, что не спит, но ситуация продолжала оставаться абсурдной, как в самом странном сне. Ее мать убита? Ее мать, знаменитая на весь мир актриса, которую боготворили миллионы. Обладательница «Оскара» и звезда полутора десятка нашумевших фильмов. Несравненная Джемма Саммер — женщина, с которой она никогда не была близка и которая доверила воспитание единственной дочери няням и гувернанткам. Ее мать, которая проводила на съемочных площадках и в рекламных поездках двенадцать месяцев в году и которая вспоминала о существовании дочери, только когда ей нужен был семейный снимок для обложки в «Пипл» или другом глянцевом журнале. Очаровательная пятилетняя девочка служила для матери лишь чем-то вроде декорации; когда Аннабель исполнилось восемь, фотосессии прекратились. В этом возрасте она была слишком «взрослой» и уже не годилась для съемок. Правда, отец еще некоторое время брал ее с собой на игры «Лейкерс» (и фотографировался с нею в ВИП-ложе), но и он перестал обращать на дочь внимание, как только Аннабель вступила в подростковый возраст.
Этот возраст стал для нее порой созревания и узнавания. Всему, что полагается знать девочке об интимных сторонах жизни, Аннабель рассказала ее чернокожая няня, а работавший в поместье юный садовник-мексиканец научил Аннабель делать минет, когда ей исполнилось четырнадцать.