– Наклонись ко мне, – попросила она и, когда Дерик повиновался, стянула его рубашку через голову.
Когда вещь была отброшена в сторону, Эмма накрыла губы возлюбленного своими, и все вокруг превратилось в неясный водоворот ощущений и прикосновений. Дерик почти не помнил, где и как его касались руки Эммы. Губы прикасались к шее, язык к уху, рука к груди, губы к соскам. В тишине спальни раздавались стоны удовольствия и желания, пронизанные необычайной нежностью. Сегодня Дерика впервые посетило сладостное ощущение того, что он полностью отдается кому-то.
Неужели это и есть любовь? Обычно он продумывал каждый жест, любое прикосновение – все всегда было под контролем. Дерик концентрировался на том, чтобы вытянуть из женщины все самые сокровенные тайны, в то время как сам ничего не давал взамен. Когда же до него дотрагивалась Эмма, он лишался способности мыслить здраво и балансировал на грани того, чтобы раскрыть ей всю свою душу. Сейчас он готов был отдать ей все, что угодно.
Когда они были вместе впервые, Эмма несколько раз заставила его забыть о самоконтроле, но Дерик все равно не позволил себе полностью отдаться чувствам. Но теперь, когда он признался себе в любви к этой женщине, уже не мог остановиться, не в силах абстрагироваться от ощущений, сотрясавших его тело при каждом прикосновении ее рук, при каждой ласке, каждом слове любви.
А затем он каким-то образом оказался без брюк. Декольте бледно-зеленой сорочки Эммы съехало под грудь, а подол, наоборот, задрался до талии, когда Дерик расположился у самого входа в ее лоно. Они продолжали целоваться – отчаянно, ненасытно, чувственно – и не прервали поцелуя, даже когда слились воедино, застонав в унисон.
– Эмма, – прошептал Дерик, оказавшись в горячих, гостеприимных глубинах ее тела, окутанный любовью. Он медленно вышел, наслаждаясь сладостным скольжением. А Эмма пыталась его удержать, прекрасно понимая, что держит не только физически.
– Эмма, – повторил Дерик, вновь погружаясь в ее лоно. – Эмма! Эмма! Эмма! – Ее имя превратилось в молитву на его губах. Дерик повторял его снова и снова с каждым погружением, и его сопровождало эхо восхищенно-страстных возгласов Эммы. Виконт еще никогда не испытывал ничего подобного. Не ощущал столь сильной необходимости быть с кем-то, которая теперь казалась такой правильной и естественной. Ведь он соединялся с женщиной, которой принадлежал.
Возбуждение внутри него нарастало, внутри Эммы тоже. Дерик чувствовал это по тому, как напряглись ее мышцы. Окончательно обезумев от ослепившей его страсти, он крепче прижал бедра любимой к себе и с силой погрузился в нее в последний раз, увлекая за собой в пучину сладостного забвения.
Она взорвалась мириадами брызг, а потом превратилась в головокружительный водоворот, захвативший их обоих, поднявший в небеса, а затем вновь швырнувший на землю. Наслаждение было столь острым, что граничило с болью. По крайней мере, для Дерика. Наверное, так было потому, что он отдал Эмме не только свое тело, а гораздо больше.
Первым, что он ощутил, придя в себя, была нежная щека любимой, прижатая к его собственной – горячей и влажной от пота. А потом он услышал прерывистое дыхание – свое и ее. Они слились воедино, звуча слаженно и гармонично, точно последние аккорды симфонии, завершившейся будоражащим кровь крещендо.
Руки Дерика дрожали, мышцы ослабели и стали ватными. Нужно встать. Он, должно быть, придавил Эмму, и все же не мог понять, как можно оторваться от нее. Дерик перекатился на бок, увлекая любимую за собой, чтобы они могли еще немного побыть единым целым, а потом запечатлел на ее губах глубокий и неспешный поцелуй.
На вкус Эмма напоминала теплый солнечный свет, свежий воздух и обещание. Дерик знал, что все это невозможно, но ее поцелуй заставлял его чувствовать себя так, словно впереди его еще ждала целая вереница бесконечных летних дней. Таких же беззаботных, как в детстве. До того, как его мир изменился безвозвратно.
А еще Дерик ощутил на языке солоноватый привкус. Слезы? Неужели он причинил Эмме боль? Но она все еще нежно целовала его, и не замерла в его объятиях, не попыталась оттолкнуть. Хотя ведь не вся боль бывает физической. Черт возьми, он знал, что кто-то из них пострадает, если он даст волю своему желанию.
Виконт взял Эмму за лицо и слегка отстранился, готовясь узнать, почему она плакала, а потом сделать все, чтобы ее успокоить. Однако ее янтарные глаза, по-прежнему подернутые поволокой недавней страсти, были совершенно сухими.
Дерик облизал губы, все еще соленые от слез, когда Эмма еле слышно охнула. Она коснулась рукой его лица и погладила по щеке.
– О Дерик, – прошептала она.
Сдвинув брови, Дерик поднес руку ко второй щеке и ощутил под пальцами теплую влагу. Стало быть, плакал он? Да. Он действительно плакал. Беззвучно, бессознательно, до глубины души тронутый красотой чувств, которые обрел в объятиях любимой.
Но вместо потрясения Дерик испытал ни с чем не сравнимое ощущение покоя, в существование которого никогда не верил. Эмма любила его. Он притянул ее к себе и едва не растаял от счастья, когда она уткнулась лицом в ложбинку на его шее.
Дерик не хотел ее отпускать. Никогда.
– Эмма, – прошептал он. – Едем со мной. – Дерик провел рукой по ее волосам, и его пальцы запутались во влажных прядях. Наверное, он совершал ошибку. Может быть, поступал нечестно по отношению к ней, но больше не желал бороться с тем, что существовало между ними всегда. И будет существовать вечно. – Едем со мной в Америку… в качестве моей жены.
Жены? Эмму охватило ликование, а ее сердце устремилось к звездам… Но потом замерло на полпути и начало стремительно падать вниз в бешеном кружении.
– В А-америку?
Должно быть, она ослышалась.
Эмма подняла голову и отстранилась настолько далеко, насколько позволяли объятия.
– Ты сказал – в Америку?
Дерик решительно кивнул.
– Именно там я решил обосноваться после того, как закончу работу в Англии.
– Но… – Эмма высвободилась из его объятий. Что он говорит? Она не могла рассуждать трезво, когда ее касалась разгоряченная кожа мужчины, а разум затуманивал исходящий от него пьянящий аромат. Эмма села на покрывало и опустила глаза. Вести серьезный разговор, будучи наполовину обнаженной, она тоже не сможет. Девушка вернула лиф сорочки на место, поморщившись, когда ткань коснулась все еще чувствительной груди. В глазах Дерика на мгновение вспыхнул огонь, как если бы он пожалел, что Эмма закрылась от него. Ее рука дрожала, когда она опустила подол сорочки и отодвинулась от Дерика. Все ее манипуляции сопровождал тяжелый вздох сожаления.
Оказавшись на некотором расстоянии от Дерика, Эмма все же смогла взять себя в руки, хотя ее мозг по-прежнему работал не так четко, как обычно. Ее все еще отвлекало восхитительное обнаженное тело мужчины, лежащего рядом.
– Но, – произнесла она снова, – твоя работа в Англии никогда не закончится. Ты можешь оставить службу, но ты виконт, Дерик. У тебя есть обя…