Вот только некоторые, — Дэн кивнул на экран, — слишком умны. Они соединяют воедино мозги друг друга и получают настолько глубокие озарения, что те никак не могут поладить с беспечным свистом над могилой, который длится уже миллионы лет. Такие люди знают, что умрут, чувствуют это всем своим нутром. Они понимают, что такое смерть, причем настолько глубоко, насколько ты или я никогда не сможем. Для них единственный способ не превратиться в хнычущую лужу соплей — по доброй воле протянуть руку отрицанию, вырезать когнитивную дыру прямо у себя в голове. Мы живем в отрицании большую часть жизни, но они не испугаются даже тогда, когда весь их чертов рой окажется на пути в морг. Они как больные агнозией, умирающие от жажды в собственном доме, потому что опухоль уничтожила их способность узнавать воду.
— Я не думаю, что они такие, — тихо сказала Лианна.
— Разумеется, думаешь. Ты сама мне говорила, помнишь? Обнулить сенсорную необъективность, рандомизировать ошибки.
Они молча смотрели, как рой спокойно тыкает палкой в неизвестную, но, возможно, крайне опасную аномалию.
— Многие из них умерли, причем не так давно, — заметил Брюкс спустя какое-то время.
— Я помню.
— Я тоже. И знаешь, что врезалось мне в память, что я не могу забыть? Я помню Лаккетта, как он извивался от боли, лежа в собственном дерьме. У него закоротило спинной мозг, но при этом он улыбался и настаивал, что все идет по плану.
Лианна отвернулась, ее глаза блестели от слез.
— Мне он нравился. Он был хорошим человеком.
— Этого я не знаю. Но знаю, что вел он себя как обычный и несчастный любитель Иеговы, который однажды оглянулся вокруг, увидел весь ужас и несправедливость мира и начал мямлить какую-то фигню про «Не гоже глине задавать вопросы горшечнику». Единственная разница в том, что остальные возлагают всю ответственность на великий божественный план, а твои Двухпалатники — на свой собственный.
— Ты ошибаешься. Они о себе так не думают.
— Тогда, может, и ты не должна? Может, тебе не стоит так сильно верить…
— Дэн, просто заткнись. Захлопни свою пасть. Ты ничего об этом не знаешь, не можешь знать…
— Я там был, Ли. И видел тебя. Они убедили тебя в своей непогрешимости. У них же все на пять шагов вперед просчитано, им даже не понадобилось вырезать тебе дыру в голове. Ты сама пошла в логово льва, у тебя даже пульс не участился. Встала прямо перед Валери и даже не подумала, что она — хищник и может инстинктивно, машинально вырвать тебе горло…
— Не надо винить в этом их, — в голосе Лианны чувствовалась крепость камня. — Это была моя ошибка. Чайндам… Я не позволю тебе винить других за мою собственную глупость.
— Хороший способ, да? И разве так было не всегда? Просто подчинись парням в смешных шляпах, и, если все будет хорошо, хвала Господу. А если ты получил по голове, то только по своей вине — не так прочел Писание, не был достоин, твоя вера оказалась недостаточно крепка.
Уверенность Лианны слегка поблекла, синтет уже не хотела кидаться в бой: что-то из старой Латтеродт выглянуло наружу. Она вздохнула, потрясла головой; на ее губах мелькнул призрак улыбки.
— Эй, а помнишь, ведь когда-то мы спорили просто так, смеха ради.
Он развел руки в сторону, неожиданно почувствовав себя беспомощным:
— Я просто…
— Да, ты хочешь только хорошего. Я знаю. Но после всего того, что видел, ты не можешь отрицать, насколько далеко они ушли от нас.
— О да, они пугающе умны, это я признаю. На голову выше всего, что мы, тараканы, можем им противопоставить. Они сломали корабль, как веточку, и закинули его прямо к Солнцу, точно на темную сторону «Икара» с расстояния в сто миллионов километров, практически без помощи двигателей. Но они глючат, как и мы. И все еще смывают с себя грехи, потому что даже после глобальной перепайки путают ощущения с метафорой. Они глючат еще больше нас, так как половина их апгрейдов — в бета-версии. Пока мы здесь с тобой беседуем, хоть кто-нибудь подумал о том, какие нейропсихологические нарушения могли случиться с добавочной мозговой тканью в их головах после стольких недель в гипербарической камере?
Лианна покачала головой:
Дэн, мы больше не бегаем по саванне и не меряем успех по тому, кто дальше бросит копье против ветра Они на голову выше нас во всем, что действительно имеет значение.
— Ну да. A Macaco и Лаккетт по-прежнему мертвы. И когда Лаккетт умирал, ему оставалось цепляться только за одну мысль — все идет по плану, — Брюкс положил руки ей на плечи. — Ли, дело не в том, что эти люди не видят своей бренности. Понимаешь, они даже теоретически не рассматривают возможность того, что могут ошибаться. Если тебя это не пугает…
Она сбросила его ладони:
План был добраться до «Икара». И вот мы здесь.
— Вот мы здесь. — Дэн махнул рукой в сторону дыры в стене, где полубожественный рой общался с чем-то, что могло изменить законы физики. — И каково это чувствовать, что наши жизни зависят от решений тех кто не может представить собственную смерть?
* * *
Война учит нас не любить врагов, а ненавидеть союзников.
У. Л. Джордж [23]
— Почему у Ракши такой зуб на вас, парни?
Свет был притушен, мутанты и монстры разбрелись по своим инопланетным делам, а «Гленморанджи» вновь вернулся на стол. Мур из-за края бокала скорчил гримасу Брюксу, вновь принятому в друзья.
— Кого ты имеешь в виду под «парнями»?
— Военных. Почему она постоянно на вас нападает?
— Точно не знаю. Может, из-за отвращения к себе.
— В каком смысле?
— Сенгупта — такой же солдат, как и я. Она просто об этом не знает. По крайней мере не осознает.
— Ты сейчас метафорически сказал, да?
Мур покачал головой, сделал еще глоток; его щеки сморщились, пока он катал виски во рту. Потом сглотнул.
Она служит в Альянсе Западного полушария. Как и я.
— И ничего не знает.
— Нет.
— Какое у нее звание?
— Это так не работает.
— То есть она — что-то вроде «спящего» агента?
— И тут ты неправ.
— Тогда что…
Мур поднял руку. Брюкс замолк.
— Я говорю «армия», — начал полковник, — и ты сразу представляешь себе пехоту. Дронов, зомби, боевых роботов. Тех, кого можешь увидеть. Но дело в том, что, если тебе понадобилась настолько грубая сила, значит, ты уже проиграл.