Их жизнь вдруг расстроилась, как внезапно расстраивается музыкальный инструмент. Где-то незаметно чуть-чуть ослабнет струна – и вот уже звук другой, раздражающий слух и вызывающий досаду. Их жизнь расстроилась из-за того, что времени на повседневность у них не хватало. Аля вздохнула про себя: «Все виноваты, и никто не виноват!» От этой мысли становилось совсем не по себе – непонятно, что можно сделать и как все можно исправить. «Два взрослых человека, любящих друг друга…» И тут Аля вдруг замерла. Слово «любить» – привычное – вдруг ей показалось странным. «Мы любим другу друга, но сколько же можно повторять это?! Как будто я убеждаю себя в этом, а жизнь мне доказывает обратное. Я люблю, но его нет рядом. И, наверное, никогда не будет. Я привыкла к мысли, что люблю, но на самом деле я этого точно не знаю. И тоска по нему – это скорее дань привычке, мне положено тосковать, как одинокой жене. А эта тоска не такая простая. И она не пройдет, если он будет рядом». Тоска не пройдет, это Аля уже поняла. В те редкие дни, когда они были вместе, она порой испытывала дискомфорт – так часто ощущают себя родственники, которые давно не виделись. Вроде бы все знаешь про человека, а как только прозвучат слова приветствия и произойдет обмен банальными новостями, повисает молчание. У Али и Юры так теперь бывало частенько.
Аля внимательным взглядом окинула площадь. Сколько людей! И каждый из них даже не подозревает, что, быть может, в эту минуту он или она навсегда расстается с чувством, которое казалось прочным и постоянным, которое переполняло так, что казалось, его хватит не на одну жизнь, а на несколько. С чувством, которое не терпит больших расстояний и долгих разлук.
В этот день ничего не случилось. В этот день она разлюбила Юру.
– Пожалуйста, не оставляй свои вещи в ванной. Неужели так сложно брюки повесить в шкаф?! – Все проблемы, накопившиеся за годы их совместной жизни, сконцентрировались в этом упреке. Катя стояла посреди дома с ворохом мужской одежды. Миша, пока еще ее муж, спокойно сидел за столом и пил чай.
– Не трогай, я их сейчас надену, – только и сказал он. И даже головы не повернул.
– Ради бога, только ты не понимаешь, что они нам мешают. Мне. Ваньке. И вообще я ребенка приучаю к порядку, а ты своим примером мои старания сводишь к нулю.
– Тебе так кажется…
– Что?! Что мне кажется, что вот это, – Катя потрясла объемными черными штанами, – твои брюки?!
– Тебе кажется, что ты ребенка вообще можешь чему-то научить?!
– Ну да! Тебе виднее…
– Представь, виднее… – В тоне мужа появилась та веская многозначительность, которая Катю бесила больше всего. Самое опасное было попасться на эту удочку. Однажды Катя уточнила, что имеет в виду муж, и получила сполна. Там, в этих упреках, было все: и «жажда денег, и странные мужчины вокруг, и брошенный сын, и криминал, который вошел в нашу семью, и жажда дешевой популярности». Последнее особенно взбесило Катю – муж намекал на то, что после покушения на Юрия Спиридонова у подъезда их дома дежурили телевизионщики и журналисты разных печатных изданий. Мало того, они приставали с расспросами к соседям и даже Ване проходу не давали. Впрочем, сын пошел в Катю – он всегда был спокоен и на все вопросы только улыбался. Что позволило одному развязному журналисту заподозрить его в аутизме. Катя по этому поводу только рассмеялась:
– Вань, не обращай внимания.
– Мам, я и не обращаю. Только папа меня все время ругает.
– Я с ним поговорю, – пообещала Катя, но разговор оттягивала. Она знала, что стоит его завести, и всплывет самая болезненная тема – разъезд.
Сейчас, стоя с брюками в руках посреди дома, Катя, не дожидаясь дальнейших провокаций со стороны мужа, произнесла:
– Пожалуйста, переезжай. Мы не можем так больше жить. Ребенок станет истериком. Я не могу спокойно работать, да и тебе, видимо, не очень удобно…
Издевку в последних словах Миша, казалось, не заметил.
– Мне – удобно. Моя жизнь проста, скрывать нечего, стыдиться нечего. А потому мне удобно. Другое дело – ты.
Катя уже было открыла рот для велеречивого возмущения, но вдруг неожиданно произнесла:
– Да, а мне неудобно. Мне есть, что скрывать, и я не хочу, чтобы ты знал мои секреты.
– Тогда ты и уезжай. – Ответ прозвучал быстро, как «домашняя заготовка» у политиков в период предвыборной кампании. Катя на секунду онемела, но потом взяла себя в руки и спокойно произнесла:
– Завтра я подаю на развод. И даже не надейся, что я изменю решение.
Она своего мужа знала двенадцать лет. До того как Миша потерял работу, они жили довольно спокойно. Теперь Катя понимала, что это спокойствие обеспечивалось ею. Воспитание Вани, его детские болезни, садик с неизбежной ветрянкой и «нехорошими» словами, диатез, таблица умножения и дневник с тройками – это все было на ее плечах. Катя никогда не дергала мужа по пустякам – она знала, что он, человек творческой профессии, зависим от настроения, перепадов погоды и пересоленности супа, а потому почти не напрягала домашними заботами. Как-то без особых проблем вырос Ваня – в свои одиннадцать лет мальчик был самостоятелен и сообразителен. Как-то зарабатывались деньги – Катя была упорна и предприимчива. Как-то семья пережила критические пять, семь и десять семейных лет. И на одиннадцатом году случилось событие, которое вдруг обнажило семейный нерв.
Самой большой проблемой оказалось то, что Миша смирился с потерей работы. Он отнесся к этому событию как к закономерному итогу случившегося на дворе кризиса.
– Ну, стало быть, и моя очередь наступила, – говорил он за ужином и начинал долгие разговоры о том, кто еще остался без работы. Присутствие в этом списке друзей семьи его весьма утешало.
– Миш, а Володя и Стас уже устроились на работу, – говорила Катя.
– Я знаю, но это шаг вниз, – фыркал Миша.
Катя пожимала плечами – в любом случае, эти люди уже зарабатывали деньги, а Миша не стеснялся занять у Катиной мамы сто рублей на проезд.
Когда Миша пошел петь в хор, Катя удивилась. Выждав некоторое время, она обратилась к нему с вопросом:
– Ты уже послал куда-нибудь резюме?
– Зачем? – Миша был искренен в своем удивлении.
– Затем, что нам не хватает денег.
– Надо урезать расходы, – наставительно произнес муж.
Катя тогда промолчала.
– Ты много можешь сделать и для воскресной школы, и для разных мероприятий… Раз ты там уже работаешь… Стоит только проявить инициативу, – пилила потом она мужа.
Миша только сердился и закатывал глаза. Но Катя все поняла. «Зачем ему что-то там делать, если в доме и так все есть – обед, завтрак, ужин, одежда. Ребенок тоже одет, за художественную школу я плачу… Зачем ему работать!» Катя была огорчена не только тем, что муж удовлетворился минимумом, Миша всегда ей казался амбициозным. Но и тем, что проводящий дома весь день человек не в состоянии помыть посуду, поговорить с сыном, проверить уроки. Катя разозлилась. Тем более что любое ее начинание муж встречал в штыки. В своей критике Миша вдруг стал крайне несдержан и резок.