Передав Алле Дмитриевне пакетик с отравой, Гуров взял слово с Оксаны, что она ни при каких обстоятельствах никому не расскажет про яд и про то, что узнала о Захарове, и тут же бросился назад в участковый пункт. Сейчас он не таился и шел быстрым шагом по центральной улице. Отперев дверь, Лев буквально вбежал в кабинет. Лежавший на лежанке Бочкин поднялся, сел и недовольно произнес:
– Наконец-то! Жрать мне кто-нибудь даст сегодня? Раз посадили, так кормите, а то ведь я могу и заявить, что ко мне применяли пытки голодом.
– Паша, ты не представляешь, чего ты избежал! – Гуров пододвинул стул и уселся посередине комнаты напротив камеры. – Предыдущая ночь чуть не оказалась для тебя последней.
– Чего? – Бочкин нахмурился еще больше.
– Убить тебя хотели, Паша!
– Кто? Вы тут рехнулись, что ли, все!..
– Захаров, – коротко ответил Гуров. – На вопрос, кто и как, я тебе легко могу ответить. Сегодня ночью он отмычкой открыл наружный замок кабинета участкового, но внутренний замок открыть не успел, мы с Чебриковым помешали. Кстати, он лейтенанта огрел по голове, но все обошлось. И в темноте мы не разглядели, наступили на пакет с мясным пирогом, который он тебе нес в подарок. Наверняка хотел открыть дверь и сказать, что пришел тебя выпустить, спасти. А тебе жрать охота, он тебе и подсунул бы пирог, «случайно» оказавшийся у него. Например, Оксана испекла! А когда тебе стало бы плохо, он бы спокойно ушел.
– Вы больной человек, Лев Иванович! – уверенно заявил Бочкин с явным облегчением. – Вам бы романы писать, а не в полиции работать.
– Я не больной, – устало ответил Гуров. – Мы с Чебриковым, когда вышли утром, первым делом увидели у порога дохлую собаку и остатки пирога. В пироге была лошадиная доза крысиного яда. Ваша здешняя фельдшер, кстати, у нее высшее медицинское, а не среднее образование, провела квалифицированное вскрытие трупа собаки, а сейчас занимается анализом остатков пирога. И в магазине у Оксаны мы изъяли пакетик крысиного яда для сравнительного анализа. Но это уже ничего не изменит.
– Оксана тоже хотела моей смерти? – ошарашенно спросил Бочкин.
– Нет, что ты! Просто Захаров часто бывал у нее в подсобке… – Гуров уловил, как Бочкин горько поморщился, и тут же уточнил: – Не за тем, о чем ты думаешь, извращенец. Чай он у нее пил. И по телефону все время звонил куда-то, пока была связь и пока Оксана находилась в торговом зале. И яд он взял тайком от нее. Это уже установлено совершенно точно. Так что на вопросы «кто» и «как» я тебе ответил. Теперь остается самый главный вопрос – зачем?
– Вы думаете, что я знаю? – Бочкин явно чувствовал себя не в своей тарелке. И сидеть взаперти ему было теперь страшнее, чем находиться на свободе.
– Не знаешь, – кивнул Гуров. – Тогда давай думать вместе. Мы с Чебриковым тебя задержали почему?
– Потому что вы – два придурка! – со злостью ответил Бочкин.
– Это эмоции, а ты мотивацию включи, – усмехнулся Лев. – Мы тебя подозревали в причастности к краже тротила, а также к попытке продать ее. Кому? Возможно, что и террористам. Это серьезно, мы не могли рисковать. Ты – подрывник с опытом, работал какое-то время в карьере, ты знал, что взрывчатка хранилась когда-то в оставленном складе, но промолчал. К тому же ты приехал без особых серьезных причин и очень поспешно, как нам удалось установить. Мы и Захарова подозревали, но он вел себя крайне естественно и все время нам помогал. Активно помогал. А ты все время молчал. И мимо склада прошел бы, если бы не Захаров, который его фактически нашел.
– И что теперь?
– А теперь Захаров захотел, чтобы мы так и думали на тебя. Но уже после твоей смерти. Очень удобно. С его точки зрения, все было логично. Ты уже не докажешь, что невиновен, а мы будем думать, что тебя убрали твои же товарищи, чтобы ты не дал в полиции показания. Он же опять будет в стороне. Боюсь, что он и Калинина убил, и кабель со столбов снял. Не уверен насчет моста и дрезины, но что-то мне подсказывает, что изношенную поршневую систему можно очень легко вывести из строя довольно простыми способами. Зря Рыбников думает, что кто-то в канистре масло подменил на что-то другое. Достаточно было, например, ночью влить в цилиндры или прямо в бак с бензином жидкость, поднимающую октановое число. Если готовиться заранее, то можно всем запастись. Вот и полетела поршневая группа. Но это определит экспертиза. Ведь дрезина отсюда никуда уже не денется.
– Так он же доберется до меня снова, – торопливо заговорил Бочкин. – Он может просто в окно ствол сунуть и выстрелить, а я куда денусь из этой клетки? Я знать не знаю ни про какой тротил! Я приехал к Оксане, позвать ее замуж. Я в нее еще со школы влюблен, а тут узнал неожиданно, что она неудачно выходила замуж, а потом снова вернулась в Белореченское, вот и рванул. У меня тетка ездит сюда почтальоном два раза в неделю, я ее и уговорил, чтобы она попросила за меня… Ну, чтобы меня на дрезину…
Бочкин вдруг замер с открытым ртом, так и не кончив фразу. Он смотрел мимо Гурова куда-то за его спину. Сыщик даже не шевельнулся. Он прекрасно видел в зеркале на стене, что в дверном проеме стояла Оксана. С растрепанными волосами и платком, волочившимся за ней по земле, а в глазах ее было столько боли и грусти, что сейчас она выглядела, пожалуй, на все сорок с лишним. Постаревшая, уставшая. Уставшая ждать и верить, уставшая от одиночества…
– Заходи, Оксана, – не оборачиваясь, предложил Гуров. – Видишь, какие вещи Пашка рассказывает.
Она медленно вошла в кабинет, продолжая смотреть на Бочкина. Гуров все же поднялся, вернулся к двери и закрыл ее. Когда он повернулся назад, Оксана стояла, взявшись руками за решетку, и, глядя бывшему однокласснику в глаза, торопливо говорила:
– Паша, ты только поверь, ладно! Я не виновата, я ничего этого не знала… про Игоря. Я даже не подозревала. Ты ведь меня тоже постарайся понять… Но чтобы вот такое! Лев Иванович подтвердит… Вы ведь подтвердите, Лев Иванович?
– Ух, – вздохнул Гуров, – как вы все запутали, ребята! Давайте разбираться и подтверждать. И узника, пожалуй, надо выпустить. Как полагаешь, Оксана?
– Надо! – обрадовалась женщина. – Выпустите его, пожалуйста, он же ни в чем не виноват. Он ведь как приехал, то в первый же вечер ко мне прибежал. Глаза большие, сияет, как… Это я потом поняла, что ему про меня наговорили, мол, я тут одинокая, всеми брошенная. Он прибежал, и давай вспоминать, как меня еще со школы любил. И замуж начал звать. Сразу, понимаете?!
– А ты? – поинтересовался Гуров обыденным тоном, чтобы не мешать бурному рассказу. Он отпер решетку и выпустил Бочкина, который, выйдя, так и остался стоять посреди комнаты.
– А я хихикала как дура, – вдруг сникла Оксана. – Я и в школе Пашку всерьез не воспринимала, и потом… по привычке уже. Да и Игорь меня усиленно обхаживал. Он уж с месяц как шлялся ко мне. Паш, ты не думай, не было у нас ничего такого, что люди треплют. Если я одинокая, так ты думаешь, что меня легко в постель уложить? Не было ничего, да и не приставал он. Намекал только, что хочет пригласить меня к себе в город. Приглядеться. Может, и серьезное чего между нами начнется. А я, дура, ухватилась! Мужик статный, симпатичный, деньги есть, серьезный. Сама себя ночами в подушку уговаривала, а чего тебе еще, дуре, надо, беги за ним без оглядки, цепляйся обеими руками, а если надо, то и сама в постель тащи. А не смогла, сердце не лежало…