– Я не хотел… – начал Джардир, но Хасик врезал ему в живот, вышибив дух.
– Я не разрешал тебе открывать рот, молокосос!
Джардир понял, что Хасик в ярости, и придержал язык.
– Тебе велели сидеть в нише, а не приводить алагай за спины ничего не подозревающих воинов!
– Хасик, парень пытался нас предупредить. Все лучше, чем оставить алагай бродить по террасе, – заметил Джесан.
Хасик смерил его бешеным взглядом, но сдержался. Джесан был старше – зим сорок, – и остальные члены отряда подчинялись ему в отсутствие Каваля или кай’шарума. Из царапин от когтей демона на лице Джесана хлестала кровь, но он даже не морщился.
– Ты бы не пострадал… – начал Хасик, но Джесан оборвал его:
– Это не первые мои шрамы, Свистун, и каждый – желанная честь. Возвращайся на пост. Еще не все демоны убиты.
Хасик нахмурился, но поклонился.
– Ты прав, ночь только началась.
Он злобно посмотрел на Джардира и отправился в свою нишу.
– Ты тоже возвращайся на пост, мальчик. – Джесан похлопал Джардира по плечу.
Наконец рассвело, и все собрались у ям, чтобы посмотреть, как горят алагай. Баха кад’Эверам была обращена на восток, и восходящее солнце быстро затопило лучами долину. Демоны выли в ямах – небо разгоралось, и их плоть начинала дымиться.
Щиты даль’шарумов были отполированы изнутри до зеркального блеска, и пока дама Хеват молился о душах погибших бахаван, воины один за другим ловили свет и направляли в ямы на демонов.
Едва он касался демонов, как они вспыхивали огнем. Вскоре все алагай пылали, и най’шарумы радостно вопили. По примеру воинов, некоторые даже приспустили бидо и помочились на демонов, пока свет Эверама сжигал их дотла. Джардир никогда еще не ощущал себя настолько живым и повернулся к Аббану, чтобы разделить с другом радость.
Но Аббана нигде не было видно.
Джардир решил, что друг еще не пришел в себя после ночного падения, и отправился на поиски. Просто Аббан нездоров. Это не считается слабостью. Они дождутся, не обращая внимания на издевки най’шарумов, когда сила вернется к Аббану, и тогда разделаются с шутниками и положат конец насмешкам раз и навсегда.
Он обыскал лагерь и нашел Аббана с большим трудом, когда тот выполз из-под обозной телеги.
– Что ты делаешь? – спросил Джардир.
– Ой! – удивленно обернулся Аббан. – Я просто…
Не обращая на него внимания, Джардир протиснулся мимо Аббана и заглянул под телегу. Аббан подвесил к раме сеть и набил ее горшками Дравази, в которых они носили землю, мудро переложив посуду тканью, чтобы не гремела и не побилась на обратном пути.
Аббан с улыбкой раскинул руки, когда Джардир повернулся к нему:
– Друг мой…
– Верни все на место, – перебил Джардир.
– Ахман… – начал Аббан.
– Верни все на место, не то я тебе вторую ногу сломаю, – прорычал тот.
Аббан вздохнул, но не покорно, а устало:
– И вновь я прошу тебя быть практичнее, друг мой. Мы оба знаем, что с больной ногой у меня больше шансов помочь семье деньгами, чем честью. А если я и умудрюсь стать даль’шарумом, долго ли я протяну? Даже сильные ветераны, которые пришли сюда, в Баха, вернутся домой не все. Мне же повезет, если я переживу хотя бы одну ночь. И что станется с моей семьей, если я покину этот мир, не покрыв себя славой? Я не хочу, чтобы матери пришлось продать моих сестер в дживах’шарум, потому что у них нет иного приданого, кроме моей пролитой крови.
– Дживах’шарум покупают? – переспросил Джардир, думая о собственных сестрах, намного более бедных, чем сестры Аббана. Дживах’шарум были общими женами, которые жили в великом гареме и принадлежали всем даль’шарумам сразу.
– А ты думал, девушки сами вызываются? Молоденьким красавицам, быть может, и кажется, что быть дживах’шарум почетно, но они редко знают, чьих детей носят, и много ли проку в чести, когда утробы высыхают, а лица покрываются морщинами? Намного лучше выйти замуж за достойного человека, пусть даже хаффита.
Джардир промолчал, переваривая информацию, Аббан же придвинулся и доверительно наклонился, хотя рядом никого не было.
– Давай поделим прибыль, друг мой, – предложил он. – Половину моей матери, половину твоей. Когда они с твоими сестрами в последний раз ели мясо? Носили красивую одежду, а не лохмотья? Честью ты послужишь им еще не скоро, а деньгами можно помочь прямо сейчас.
Джардир скептически взглянул на него:
– Несколько горшков ничего не изменят.
– Ахман, это не просто горшки. Только подумай! Последние творения мастера Дравази, с помощью которых даль’шарумы отомстили за его смерть и освободили души хаффитов из Баха. Они поистине бесценны! Дамаджи мгновенно их раскупят и выставят на видном месте. Даже чистить не надо! Земля Баха дороже любой позолоты.
– Каваль сказал, все нужно принести в жертву, чтобы освятить землю Баха, – возразил Джардир.
– Так ведь мы принесли. Это всего лишь инструменты, Ахман, все равно что лопаты, которыми даль’шарумы копали ямы. Оставить себе инструменты – не мародерство.
– Тогда зачем прятать их под телегой, как вор?
Аббан улыбнулся.
– По-твоему, Хасик и его дружки позволили бы нам заработать, если бы узнали?
– Вряд ли, – уступил Джардир.
– Значит, договорились. – Аббан хлопнул Джардира по плечу.
Мальчики быстро упаковали оставшиеся горшки в сеть. Они почти закончили, когда Аббан взял хрупкую чашку и вывалял в грязи.
– Что ты делаешь? – удивился Джардир.
Аббан пожал плечами:
– Эта чашка слишком маленькая, ею никто не работал. – Он поднял чашку повыше, с восхищением глядя на грязь. – Земля Баха удесятерит ее стоимость.
– Но это ложь!
Аббан подмигнул:
– Друг мой, покупатель ничего не узнает.
– Зато я узнаю! – Джардир выхватил чашку и разбил о землю.
– Идиот, ты представляешь, сколько она стоила? – вскричал Аббан, но при виде ярости в глазах Джардира мудро поднял руки и отступил. – Разумеется, ты прав, друг мой.
В подтверждение своих слов он разбил еще одну, чистую чашку.
Джардир взглянул на осколки и вздохнул:
– Не посылай моей семье ничего. Я не хочу, чтобы род Джардиров выиграл от этой… низости. Лучше пусть мои сестры грызут жесткие зерна, чем едят порченое мясо.
Аббан недоверчиво посмотрел на него, но только пожал плечами:
– Как хочешь, друг мой. Но если ты передумаешь…
– Если этот день наступит и ты мне друг, то откажешь. И если я еще раз поймаю тебя на чем-то подобном, то лично выдам дама.