– Не стану спорить. Но я любила тебя без памяти. И ничего не понимала. Молодая была.
– А почему ты стала именно художником по костюмам?
– А я, еще когда работала костюмером в вашей группе, все думала, как безобразно эти ребята одеваются… Как безвкусно…
– Чего ж молчала?
– Я не молчала! Я один раз сказала тебе, что твой красный с блестками костюм – верх безвкусицы, а ты слушать ничего не желал…
– Сейчас я, пожалуй, соглашусь, но тогда… А еще я знаю, ты была замужем чуть ли не за олигархом.
– Была. И он действительно был олигархом.
– Ну он, понятное дело, польстился на твою красоту. Вот смотрю и глаз оторвать не могу… Но я не о том. А ты-то на что польстилась? Неужто на бабки? Не похоже на тебя!
– Да, его бабки интересовали меня меньше всего. Но мне было плохо, одиноко, а он так красиво ухаживал, помогал, заботился, к тому же он был вполне интересным мужчиной. И поначалу мне показалось, что я в раю… Но вскоре он стал дико ревновать и даже поднимать на меня руку. Я не стерпела. Ушла. И не стала с ним судиться, чего-то требовать. А он тогда баллотировался в Думу, боялся скандала и подарил мне отличную трехкомнатную квартиру. Так и расстались.
– А в Думу-то он прошел?
– Нет, – засмеялась Ариадна.
– И не попытался отнять квартиру?
– Нет. Да для него эта квартира – семечки.
– И ты живешь там одна?
– Одна.
– А этот щенок?
– Он не щенок! Он военный корреспондент, прекрасный журналист…
– Извини! Так он с тобой не живет?
– Нет. Я живу одна.
Тут наконец-то к ним подошел официант принять заказ.
– Ты не против, если я тоже тут с тобой поем?
– Нет, не против. Я очень рада тебя видеть, Юра.
– И я! Очень! А знаешь что, приходи завтра к нам с Алиской в гости? Она будет счастлива.
– Что ж, я с удовольствием, чудесная у тебя дочка. Она рассказывала мне, как ты читал ей русскую классику. Просто удивительно…
– Знаешь, я сам в детстве обожал «Конька-Горбунка», «Руслана и Людмилу», и мне было жалко, что моя дочка не будет знать этой прелести…
– Скажи, а почему, когда группа развалилась, ты не вернулся в Москву? Многие ведь вернулись и сделали в России большую карьеру.
– Они вернулись на несколько лет раньше и практически заняли все ниши… Но, может, я и сглупил… Может, вернулся бы вовремя, не потерял голос. Ты любила мой голос, правда?
– Я тебя любила.
– Ты была ребенком. А я взрослым эгоистом.
– Это, Юра, дела давно минувших дней. Скажи, а ты пробовал лечить голос?
– Пробовал, но все зря. Говорили, что это нервное, что никаких физических изъянов нет, что он может вернуться. Да, и еще… Не надо говорить Алисе, что я был музыкантом. Она ничего об этом не знает.
– Господи, почему? Разве это зазорно?
– Не хочу, чтобы она копалась в моем прошлом. Не надо ей этого. Там много плохого было. Для нее я строитель, бизнесмен.
– А нянька, она знает?
– Нет. Она чудовищно далека от рок-музыки, – улыбнулся он. – Она просто очень хороший человек. Это главное.
– Знаешь, Юра, я, пожалуй, не приду к тебе в гости.
– Но почему?
– Ни к чему это. Слишком много тайн. Мне пришлось бы все время быть настороже, а это утомляет. Не хочу!
– Ну, может, ты и права. А расскажи мне о себе. Подробнее.
– Зачем тебе?
– А тебе зачем? Ты все обо мне выспросила.
– Но я же любила тебя, а ты – нет.
– Дурочка, если б я тебя не любил, ни за что бы на тебе не женился. Ты же помнишь, чего нам стоило оформить брак. Тебе же всего шестнадцать было. И я абсолютно не знал, что будет в Штатах, боялся за тебя…
– Юра, не надо врать. Не за меня ты боялся, ты просто думал, что я тебе там помешаю. Ты ж не просто уехал, ты со мной развелся.
– Но я же тебе тогда объяснил…
– А я была молодая, глупая, любила тебя без памяти и… ничего не поняла. Только то, что ты хочешь от меня избавиться.
Он снял очки, потер глаза. Ариадне показалось, что они полны слез. Но он снова надел очки.
– Знаешь, Юра, ты сейчас лучше, чем в молодости, красивее.
– Скажешь тоже!
– Нет, правда, ты сейчас какой-то… настоящий, без этой рокерской чепухи… И, слава богу, без татуировок. Или где-то все же есть?
– Хочешь проверить?
– О нет! Просто терпеть не могу татуированных мужиков, даже молодых. Они у меня вызывают брезгливость.
– А твой… парнишка не татуированный?
– Нет. Иначе он не стал бы «моим парнишкой».
Подошел официант убрать тарелки. Спросил, хотят ли гости десерт.
– Я выпью фредочино! – сказала Ариадна.
– А, любимый напиток Алисы, – улыбнулся он. – А я эспрессо. Аришка, я впервые за долгие годы встретил кого-то из прежней жизни. И оказалось, что это ты. Мой грех, моя боль. Но зато теперь я смогу спать спокойно. Ты жива-здорова, ты в порядке, у тебя имя в твоем мире… Я очень, очень рад.
Им принесли десерт. Ариадне – высокий запотевший стакан с фредочино – холодной смесью кофе, шоколада и льда.
– Ой, как вкусно! Почему-то мне нигде раньше такая вкуснятина не попадалась, только на Корфу!
– Тебе тут нравится?
– Я в восторге!
– У тебя необыкновенно красивые руки. Как-то я раньше этого не замечал… Или забыл…
– Юра, а почему ты больше не женился? Из-за Алисы?
– В первую очередь из-за Алисы. И потом, я вообще не хотел без любви. Нет, я отнюдь не был монахом, но… А ты почему спросила?
Она посмотрела на него с легкой усмешкой.
– Ну уж точно не для того, чтобы предложить свою кандидатуру.
– Верю, – как-то очень грустно кивнул он. – Ты долго здесь пробудешь?
– А что?
– Хотел предложить тебе поехать с нами на Метеоры. Там фантастически красиво…
– Нет, благодарю, я безумно боюсь горных дорог. И туда ведь надо плыть на кораблике, а меня жутко укачивает!
– Значит, ты существуешь на равнине, да?
– Да, Юра, я предпочитаю существовать на равнине. Хватит с меня качки и серпантинов. И вообще, мне пора, меня уж заждались там.
– Ты на машине?
– На такси. Я не вожу машину.
– Почему?
– Зачем мне?
– Как зачем?