— Нет, друг. Вы без меня. Я своей дорогой. Не обижайся только… — голос Дина надтреснул, осип. Следом с советом: — Машина Дако на полном ходу, из оставшихся двух можно слить бензин. На несколько дней должно хватить. Вот и уедете отсюда. Зима не за горами, Курт, вам надо успеть подыскать жилье, обустроиться по-человечески, обжиться, приготовиться. А там, дай бог, если все будет хорошо, на ноги встанете — и третьего ребеночка родите.
— Скажешь тоже… — сквозь грусть посмеялся я и — сразу: — Выходит, друг, навсегда с тобой расстаемся?..
— Получается так… — вздохнул Дин, докурив. — Ты уж не злись…
— Куда отправишься-то хоть? Есть соображения? — поборов душевный толчок, задал я вопросы.
— На север пойду. Все равно куда. Где-нибудь да прибьюсь.
— Ну что ж… Раз так сложилось все — прими кое-что в качестве сувенира на память… — следом задрал бинт, поднял правую штанину и высунул искусный костяной нож, столько времени провисевший без дела. — Говорил же, что сделаю — ну вот! — вручил Дину. Напарник с разинутым ртом осматривал оружие, ахал, глаза по-детски сверкали. И досказал, робея: — Там еще внизу гравировка, почитай…
— «Дину от Курта на долгую память», — зачитал он и — обнял, как сдавил клешнями: — Спасибо, друг! Огромное спасибо! Никогда не забуду!..
— Надеюсь, — мигнул я улыбкой, — только ухаживать не забывай, и прослужит вечно.
Дин, не удержавшись, заинтересовался:
— Когда же ты его сделать-то успел?
— Нашел время, как видишь. Но от жены скрывать было непросто!
Похихикали и затихли.
Часы понемногу сходили на убыль. Солнце обливалось ржавым пламенем. Пришла пора прощаться, провожать нашего члена семьи. Клер и Джин известие о разлуке с Дином, с каким едва ли успели воссоединиться вновь, повергло в темное уныние, Бобби обрушился ором, никак не хотел отпускать руку полюбившегося дяденьки.
— Дядюшка Дин, не покидай нас… — слезливо просила дочь, терла раскрасневшиеся глаза.
— Оставайся, зачем куда-то уходить… — взывала супруга, укачивая малыша.
Но Дин отказывался, говорил свое, не меняя принятого решения:
— Не могу, дорогие мои, никак не могу. Простите вы меня…
— Помни нас, Дин. И… не держи зла, если что не так, — одарил я напутствием дорогого напарника.
— Всегда буду помнить. Верьте все!
Мы обменялись мужскими дружественными рукопожатиями, обнялись. Джин поцеловала Дина в левую щеку, освятила широким крестом и благословила в дорогу, Клер разрешила чмокнуть себя, смущаясь, пожелала удачи. Бобби он выговаривал что-то таинственное на ушко, собирал слезки, грозил пальцем. Сынишка, словно под чарами, внимал каждому слову, опять осчастливленно улыбался.
И, взвалив на спину рюкзак, отставляя наотлет ружье, простился со всеми:
— Ну, до свидания, друзья мои! Любите и дорожите друг другом! И будет у вас мир! Такая вот наука, ребята…
С тем и отправился в далекое странствие, к закату, распевая:
Родился я при лунном свете,
Забытый всеми одинокий волк…
Дин в скором времени уменьшился до маленькой фигурки, а мы все вели за ним глаза и вспоминали, как много сделал для каждого из нас этот непростой человек с божественной и богатейшей душой. И с сердцем благодарили.
А небо было цвета крови…
Попов Сергей 25.01.2015