Убедившись, что в комнате все в порядке и к моим вещам никто не прикасался, я набросил плащ и отважно двинулся в переплетения дворцового лабиринта. Если счастье от меня не отвернется, я сумею добраться до конюшен и лично поболтать с новым приятелем Перегрина. Я хотел побольше вызнать о Кортни и его отношениях с Елизаветой, однако едва успел пересечь четырехугольный двор и приблизиться к длинному, покрытому краской зданию конюшен, как оттуда выбежал разрумянившийся от холода Перегрин. Увидев меня, он резко затормозил.
– Я видел ее! – выпалил он. – Она говорила со мной!
Не было нужды спрашивать, кто такая «она».
– Тихо!
Я стиснул его плечо и огляделся: поблизости слонялись несколько конюхов.
– Больше ни слова! – предостерег я и зашагал прочь, увлекая Перегрина за собой во дворец.
Едва закрыв за нами дверь комнаты, я развернулся к нему и потребовал:
– Повтори дословно, что она сказала.
– Ну… она явилась в конюшни после верховой прогулки. Я возился с Шафраном. У него обнаружилась ранка на лбу, – верно, угодило вылетевшим из-под копыт камешком на дороге. Как бы то ни было, я смазывал эту ранку, когда вошла она вместе с каким-то вельможей. Они смеялись. Вельможа кликнул кого-нибудь принять коня, и я вызвался. Когда лорд – она обращалась к нему «милый кузен» – ушел, она заговорила со мной. Она была крайне недовольна. Сказала, что мы не должны были являться ко двору без ее дозволения.
Я испытал безмерное облегчение. Да, это очень похоже на Елизавету.
– Естественно, ничего другого она и не могла сказать, зато, по крайней мере, ей известно, что мы здесь. Что-нибудь еще она говорила?
– Нет, потому что лорд ждал ее снаружи. Она сказала, что у нее голова разболелась от его бесконечной болтовни и она собирается поспать перед тем, как переодеться к пиру у королевы. Да, и еще велела, чтоб я позаботился об Уриане, раз уж украл его.
То было послание для меня. Елизавета хотела дать понять, что будет сегодня вечером на пиру. «Милый кузен», с которым она каталась верхом, конечно же, Кортни. Я просто разминулся с ним. Приди я парой минут раньше – и, возможно, успел бы поближе присмотреться к человеку, чья дружба с Елизаветой меня уже не на шутку беспокоила.
– Что ты можешь сказать об этом вельможе? – спросил я.
Перегрин презрительно фыркнул уголком рта:
– Грубиян, как вся их порода. Когда я принял коня, он мне даже мелкой монетки не дал, хотя у конюшенных мальчиков только и дохода что чаевые. И еще глянул на меня так, точно я собираюсь что-то стянуть, когда ее высочество сказала, что хочет перемолвиться со мной словцом насчет своего пса.
Меня кольнула тревога. Кортни недоверчив – недобрый знак.
– Ты сделал все как надо, – проговорил я вслух. – Теперь она знает, что мы здесь, и не будет застигнута врасплох, увидев меня. Тем не менее я хочу, чтобы ты держался от Кортни подальше. Мне не нравится то, что я о нем слышал.
Перегрин кивнул. Я подошел к сундуку, достал свой новый, с иголочки, камзол ярко-красного цвета и наплечную цепь, завернутую для сохранности в кусок холста. Когда я развернул лоскут, обнажив массивные золоченые звенья, Перегрин громко присвистнул:
– Вот это штука! Пару золотых, верно, стоила, не меньше.
– Не спеши восторгаться. Это подделка. Для тебя я тоже прихватил новый камзол и рукава.
– Только не из бархата. И цепи к ним, бьюсь об заклад, не полагается.
Я рассмеялся:
– Хорошенький из тебя получается оруженосец! – Я похлопал его по плечу. – Поди вымойся как следует да не забудь про мыло. Нынче вечером, друг мой, будем пировать при дворе.
Я нарочно не стал следить за его мытьем и целиком погрузился в собственные хлопоты, пока не услышал за спиной досадливый вздох. Перегрин, уже в новом наряде, неловко застыл посреди комнаты; его непокорные кудри, смазанные маслом, влажными завитками ниспадали на плечи. Зеленый шерстяной камзол подчеркивал изумрудный оттенок его глаз.
– Ты отмылся на славу, – заметил я.
– Все тело чешется, как будто у меня блохи, – скривился Перегрин.
– Так ведь ты все утро провел в конюшне.
С этими словами я повернулся к маленькому ручному зеркалу, которое еще прежде установил на табурете. Закрепив на плечах массивную цепь, я вспомнил об оружии. Я пристраивал за голенищем кинжал, когда Перегрин вдруг спросил:
– Нам тоже грозит опасность?
С ответом я не торопился.
– Если бы ты просто объяснил, что происходит, я бы мог…
Я предостерегающе вскинул руку.
– Ты обещал, помнишь? Никаких вопросов. – И добавил уже мягче: – Мне просто нужно поговорить с ее высочеством. Вполне возможно, что мне понадобится твоя помощь.
Лицо Перегрина просветлело, чего я, впрочем, и ожидал. Повернувшись к дорожной сумке, я достал перо, чернила и лист бумаги. Оторвав клочок, я быстро набросал пару слов.
«Конюшни. Завтра в полдень».
Больше ничего не посмел добавить – на тот случай, если записка попадет в чужие руки. Я сложил обрывок бумаги крохотным квадратиком, без труда помещавшимся в ладони, сунул его под камзол и лишь затем повернулся к Перегрину.
– Хочешь, чтобы я его отнес? – с нетерпением осведомился он.
– Посмотрим, – отозвался я. – Вначале давай выясним, что уготовил нам нынешний вечер. Пойдем. Не хватало еще в первый же день при дворе опоздать на пир.
* * *
Гулкий парадный зал был огромен и на диво хорошо прогрет благодаря двум громадным каминам каннского камня, поставляемого из Нормандии. В каминах жарко пылал благоуханный огонь. Обширный свод с выступающими ребрами каркаса был едва различим высоко над головой – его росписи заволакивала пелена дыма от множества золоченых канделябров и факелов в настенных гнездах.
На черно-белом шахматном полу уже толпилось изрядное количество народа, и голоса сливались в неразборчивый гул, когда придворные неспешно, с кубками в руках прохаживались по залу, собирались в кружки и перешептывались, глазея на помост, где были расставлены накрытый бархатом стол и несколько мягких кресел. Я приметил, что многие придворные носят напоказ распятия, усыпанные драгоценными камнями, и медальоны с изображениями святых. Притом что в годы правления покойного короля подобное идолопоклонничество упразднилось, у лондонских златокузнецов, судя по всему, сейчас было работы хоть отбавляй. Разглядел я также державшуюся в стороне группу мрачных людей в высоких черных шляпах и коротких плащах – все сплошь бородатые, с недобрыми хищными глазами, на лицах ни единой улыбки. Я догадался, что это те самые испанцы из делегации Габсбургов.
– Не отставай, – бросил я Перегрину, покуда мы осторожно пробирались между слуг с подносами, разносивших вино.
Нашей целью был ряд столов на козлах, установленных перед помостом. Некоторые ранние гости уже требовали, чтобы их провели на означенные в приглашениях места; дворецкие в ливреях составляли из них очередь. Я надеялся, что с моего места будет виден вход – чтобы не пропустить прибытия Елизаветы. Внимательно оглядев парадный зал, я убедился, что она еще не появилась.