Крутящийся снег осыпался на обширную – и совершенно безлюдную – гладь реки.
Я бросил отобранный у придворного плащ на Кинг-стрит и, дрожа от холода, поспешил во дворец. Поднявшись по стылой лестнице к дверям своей комнаты, я замер как вкопанный, в горле застрял тугой комок.
Я заставил себя отпереть дверь.
На первый взгляд комната выглядела так же, как перед моим уходом. И лишь когда я вошел и зажег сальную свечу, мне стало ясно, что тут побывала Сибилла; она вернулась, чтобы привести в порядок разбросанные мной вещи, поставить на место сундук и табурет, а также положить на мою кровать бережно свернутый плащ Перегрина.
Ноги у меня подкосились. Оседая на пол, я стянул с кровати плащ и, уткнувшись лицом в складки ткани, которая все еще хранила слабый запах своего хозяина, горько зарыдал.
Я проснулся с пронзительным чувством невосполнимой утраты и с куда более прозаическим бурчанием в животе. Лишь сейчас я вспомнил, что с той самой трапезы в таверне возле моста во рту у меня не было ни крошки.
В одних чулках я побрел к тазику, проломил тонкую корочку льда и плеснул холодной водой в лицо. Заметив свое отражение в ручном зеркальце, я оцепенел. Несмотря на аккуратную, недавно подстриженную бороду, лицо мое выглядело изможденным, осунувшимся. Под налитыми кровью глазами темнели круги, кожа отсвечивала пергаментной желтизной. Всего за одни сутки я будто состарился на много лет.
Я вернулся к кровати. Ночью я так и заснул, прижимая к груди плащ Перегрина. Теперь нужно было сложить его и убрать с кровати. Я едва подавлял скорбь, которая охватила меня, когда я, принюхавшись, осознал, что запах мальчика уже почти выветрился из ткани. Я убрал плащ в сундук и, до боли закусив изнутри губу, чтобы не залиться слезами, принялся искать чистые штаны и рубашку. Я прихватил с собой мало запасной одежды, обуянный упрямым нежеланием признать, что могу задержаться при дворе дольше, чем мне бы хотелось. Теперь придется стирать грязное белье и…
Кейт.
Я покачнулся на пятках. Столько всего произошло за такой короткий срок, что я даже ни разу не вспомнил о Кейт. Что она сейчас делает? Побывала ли уже в конюшне, чтобы обиходить лошадей? Или занялась своим укрытым на зиму травяным садиком, который сейчас оберегала так же любовно, как будет весной оберегать будущие всходы? Стоило закрыть глаза, и я внутренним взором увидел, как она, кутаясь в плащ, тянется рукой в перчатке к подмороженной земле…
Нельзя держать ее в неведении. Кейт любила Перегрина. Я должен как-то известить ее о том, что случилось.
Достав письменные принадлежности, я набросал письмо простым, но головоломным шифром, который изобрел для меня Сесил. В качестве ключа использовалось наставление по уходу за домашним скотом, которое я взял с собой, – шифр состоял из первой и третьей буквы каждой строчки нечетных страниц пособия. Прочесть мое письмо мог только тот, у кого была точно такая же книга; в данном случае – сам Сесил. Закончив писать, я сложил бумагу. Печати у меня не было.
В дверь постучали. Я метнулся к шпаге и выхватил ее из ножен. Затем услышал голос Рочестера:
– Мастер Бичем! Вы уже проснулись?
Я убрал шпагу. Рочестер стоял за дверью, держа в руках стопку сложенной одежды. Он одарил меня потерянной улыбкой.
– Мистрис Дарриер сказала, что вам может понадобиться чистая одежда после того, как… – Рочестер судорожно сглотнул. – Надеюсь, эта будет вам впору. Ее величество желает, чтобы вы после завтрака присоединились к ней в часовне. – Он покачал головой. – Ужасное происшествие! Ее величество, когда я рассказал ей об этом, крайне огорчилась. Она хочет самого тщательного расследования. Чтобы юноша, сущий ребенок, мог быть так…
– Ее величество чрезвычайно добра, – перебил я мягко, – однако в расследовании нет нужды. Вчера мы с Перегрином обедали в таверне у моста. Должно быть, он съел что-то порченое. На обратной дороге он жаловался на боли в животе.
– Вот как!
Рочестер изо всех сил постарался скрыть свои подлинные чувства, но я-то видел, что он вздохнул с облегчением. Ему с лихвой хватало обычных хлопот при дворе, куда уж там расследовать убийство.
– Вот уж воистину злосчастье. Рискованное это дело – обедать в таких заведениях. Взять хотя бы мясо, которое там подают, – почем нам знать, чье оно? Кошки, собаки, крысы… да мало ли что еще люди употребляют в пищу при крайней нужде.
Я кивнул. Мне нужно было, чтобы Рочестер ушел. Я не был уверен, что смогу держать себя в руках, если он не замолчит.
– Может, мне одеться? – предложил я вслух.
Рочестер с готовностью кивнул:
– Я буду ждать вас в частной галерее.
Едва он скрылся из виду, я прижал костяшки пальцев к вискам, сдерживая прилив безмерного отчаяния. Разобрав принесенную одежду, я обнаружил простой, но добротно сшитый камзол, штаны до колен, чулки и нижнее белье.
Я хорошенько вымылся и только потом оделся и расчесал гребнем спутанные волосы. Помимо всего прочего, я нуждался еще и в услугах цирюльника. Очистив сапоги от грязи, я спрятал письмо к Кейт под камзол и направился в галерею. Рочестер провел меня в каморку, чтобы я подкрепился хлебом, сыром, пивом и сушеными фруктами. Я был благодарен ему за то, что он ни словом не упомянул Перегрина, заполняя тягостную тишину болтовней о погоде и о том редкостном явлении, что Темза покрылась льдом. Наконец пришло время присоединиться к королеве.
Путь оказался долгим – через верхнюю крытую аркаду, которая выходила на безжизненные сады, и несколько галерей, где обыкновенно собирались придворные, чтобы скоротать время. По пути я спросил Рочестера, кто такой тот высокий испанец, с которым мне довелось столкнуться вчера.
Рочестер поджал губы.
– Это, должно быть, граф Фериа. Ближний вельможа и доверенное лицо… – Рочестер оборвал себя, не договорив. – Бессердечный человек, впрочем, как и все эти испанцы. Как я понимаю, он и пальцем не шевельнул, чтобы вам помочь.
– Он растерялся.
Я сообразил, что Рочестер едва не сболтнул лишнего, открыто назвав графа Фериа доверенным лицом принца Филиппа.
– Я и сам не уверен, как поступил бы, если б оказался на его месте.
– Готов поклясться, уж всяко лучше, чем он, – заявил Рочестер. – Мистрис Дормер перепугалась до полусмерти, однако же сбегала за мной в парадный зал, а он так и стоял столбом, точно… – Он тяжело вздохнул. – Впрочем, думаю, нет нужды ворошить то, с чем мы ничего не можем поделать.
– Вы хороший человек, – сказал я.
– Кто-то же должен быть хорошим человеком, – отозвался он. – Боюсь, в наши дни таковых почти не осталось.
Я призадумался. У меня вдруг возникло подозрение касательно Рочестера, и это подозрение необходимо было проверить. Шаг, конечно, рискованный, однако игра стоит свеч.
– Мне нужно отправить письмо, – сказал я, доставая из-под камзола сложенный листок. – Одного моего друга нужно известить о смерти моего оруженосца. Не могли бы вы…