Она обвила пальцы цепочкой, на которой висел мой лепесток.
– Эта безделушка ровным счетом ничего не значит. Всего лишь осколок позабытого прошлого, который ты мог украсть, чтобы подкрепить им свои нелепые россказни. Однако же, если когда-нибудь ты вздумаешь повести себя по-другому, знай, я этого не потерплю. Я предам тебя смерти.
С этими словами Мария сунула лепесток в карман юбки и протянула руку:
– А теперь отдай мне письмо, которое, по словам Рочестера, ты доставил.
Я извлек из-под камзола послание Елизаветы. Мария взяла его и отошла к столу.
Я все так же стоял, припав на колено.
Развернув письмо, королева молча прочла его. Долгое время она не двигалась, безвольно придерживая лист бумаги, затем разжала пальцы, и он невесомо опустился на пол.
– Это правда? – спросила Мария. – Действительно ли она почитает меня превыше всего? Или она такая же лгунья, как и ты?
Она оглянулась на меня.
– Впрочем, подозреваю, даже ты не можешь отличить ее ложь от правды. Все-таки в этом деле она гораздо искушенней тебя.
– Ваше величество, принцесса невиновна. Да, я прибыл ко двору, чтобы помочь ей, но также, повинуясь вашему приказу, расследовал заговор. Более того, я узнал, что дон Ренар и…
Королева жестом оборвала меня на полуслове:
– Ренар мне уже все рассказал. Я осведомлена о замысле мистрис Дарриер. Даже если бы он смолчал – я с раннего детства росла в окружении шпионов, а потому сразу поняла, кто она такая. Я рада, что эта женщина сполна расплатилась за свое коварство. – Она холодно усмехнулась. – Теперь герцог Фериа женится на моей Джейн Дормер, согласно моему изначальному замыслу. И если хочешь знать, я уже решила проявить снисхождение к своей якобы преданной и почтительной сестре. Достаточно уже пролито крови. Пока – достаточно.
Я незаметно выдохнул. И уже готов был поверить, что добился успеха, когда Мария добавила:
– Тем не менее завтра она отправится в Тауэр. Очевидно, ее нельзя оставлять без присмотра. По крайней мере, в Тауэре до нее не доберутся все эти смутьяны, что раздувают бунты, пользуясь ее именем. Как только принц Филипп, мой супруг, прибудет в Англию, мы совместно решим, как с ней поступить. Я последую его совету.
Его совету…
Я уже знал, что скажет принц Филипп; в отличие от Марии я точно знал, к чему он стремится. И все же я не посмел искушать судьбу. Она не казнит Елизавету; пока что нужно довольствоваться и этим.
– Милосердие вашего величества безгранично, – проговорил я, склоняя голову.
– Да, – отозвалась она, – так говорят. Любой другой на моем месте давно бы уже снес ей голову, однако я отвечаю за свои дела перед Господом. Я не запятнаю рук ее кровью без веской на то причины. Что до тебя – хоть рассказанная тобой история сама по себе и примечательна, я в нее не верю. Принцесса крови не обесчестила бы себя плодом беззаконной связи. Ты ошибся, тебя ввели в заблуждение. Впрочем, я сохраню тебе жизнь в память о былых услугах, которые, по твоим же словам, ты оказывал по доброй воле. Тем не менее отныне ты изгнан от двора. Я не желаю больше ни видеть тебя, ни слышать. Теперь можешь идти.
– Ваше величество, – пробормотал я и, поднявшись, двинулся к двери.
Королева заговорила снова, и в ее властном голосе зазвенела безжалостная сталь:
– Помни, кто бы ты ни был: отныне ты для меня не существуешь. Ты достиг своей цели. Теперь ты воистину человек без прошлого. Оставайся таким и впредь.
Я обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на нее – прямую, с высоко поднятой головой, вопреки неопрятному виду монархиню до кончиков ногтей. Я почтительно поклонился и вышел вон.
Леди Кларансье, сидевшая у камина, встала. Искреннее облегчение вспыхнуло на ее лице; я шагнул к ней и взял за руку.
– Берегите ее, – проговорил я. – Она этого не сознает, но ей понадобится вся ваша любовь и забота.
– Я буду заботиться о ней до конца своих дней. – Леди Кларансье помедлила немного и лишь затем отняла руку. – Желаю вам удачи, мастер Бичем.
С этими словами она повернулась к двери в часовню. Я не нуждался в объяснениях; человек, которого не существует, больше не вправе ступать коридорами Уайтхолла.
Дверь уже закрывалась за мной, когда я услышал ее голос:
– На развилке в туннеле поверните направо. Этот ход приведет вас к реке.
* * *
Рочестер незаметно ушел, впрочем как я и ожидал. Он сам признался, что должен оберегать жену и детей. Потайную дверь в часовне он оставил незапертой, но я знал, что обратный путь в его кабинет для меня закрыт. Сделав глубокий вдох, я натянул перчатки и вошел в туннель. На сей раз светить мне было нечем. Я едва различал что-то в двух шагах от себя, под ногами хрустел щебень, от писка шнырявших повсюду крыс по спине бегали мурашки. Чем дальше я углублялся в затхлую темноту, тем отчетливей становился едкий смрад реки. Я ускорил шаг и остановился, лишь обнаружив, что добрался до развилки.
Левое ответвление туннеля уходило в пустоту; в правом мерцал едва уловимый свет. Стиснув рукоять висевшей у бедра шпаги, я осторожно двинулся вперед. Щебня и мусора под ногами становилось все больше; заплесневелые стены были склизкими на ощупь даже сквозь перчатки. Я так стремился скорее дойти до слабого отдаленного свечения, манившего, как мираж, что вначале решил, будто мне только чудится совершенно иной запах – вкрадчивый сладкий аромат, так стойко державшийся в воздухе, словно его обладатель только что прошел тем же путем.
Я застыл как вкопанный. Лилии! Запах лилий!
Сзади приближались шаги. Я рывком развернулся, выхватив шпагу.
Никого.
Меня охватила дрожь. Это невозможно. Этого просто не может быть. Я же сам видел, как она прыгнула с моста. Она утонула, в этом не может быть сомнений.
Сладкий аромат был уже повсюду, клубился, словно цепкий невидимый туман, проникая под одежду, под кожу – всюду. Все было пропитано ее запахом.
– Покажись! – выкрикнул я, и эхо моего голоса неистово заметалось меж стен туннеля.
Снова услышав шаги, хруст каменного крошева под ногами, я сорвался с места и бросился на звук. Я размахивал перед собой шпагой, пинками расшвыривая крыс; все тот же дикий вопль «Покажись!» рвался с моих губ.
Я добежал до развилки. Туннель, который вел в канцелярию Рочестера, был прямо передо мной, ход в королевскую церковь – слева. Я стоял, бессильно хватая ртом воздух, и тут ужас пронзил все мое существо – я услышал стук отворившейся двери, а затем отчетливое цоканье каблуков.
Кто-то вошел в часовню.
Помоги мне боже, Сибилла не умерла. Она жива!
Из часовни донеслись приглушенные голоса – неразборчивое бормотание, затем отрывистый приказ и певучий звон клинков, выхваченных из ножен. Я не стал дожидаться, когда в туннель ворвутся стражники. Развернувшись, я опрометью бросился обратным путем; меня шатало, кидало из стороны в сторону, точно пьяницу в ярмарочном лабиринте, сердце едва не выпрыгивало из груди. Туннель сузился, ощутимо пошел под уклон; потолок опустился настолько, что пришлось пригнуться; под ногами захлюпал ручей, который становился все глубже, и вот я уже с плеском брел в воде по пояс. Вода была до того ледяная, что у меня скрутило судорогой кишки. Тусклый свет понемногу становился ярче. Не чуя застывших ног, я упорно брел в зловонной жиже и едва не взвыл от бессильной ярости, увидев прямо перед собой изогнутую решетку, низко закрепленную в сплошной каменной стене.