Ланкастер понимал, что сейчас молчать бессмысленно. Нужна была хоть какая-то более-менее правдивая легенда. Нужно было любой ценой обмануть эту улыбающуюся образину.
— Как мы и договаривались с тобой, Газиф, я все выполнил. Мне дали обещанный тебе выкуп. И этот выкуп, Газиф, я передал тебе. Ты сам видел, как я сбросил в море деньги, — медленно проговорил Ланкастер, осторожно подбирая нужные сейчас спасительные слова. Говоря это, он все время старался заглянуть в большие черные глаза своего мучителя. — Возможно, меня самого использовали, Газиф. Посуди сам. Мне дали мотодельтаплан. Мне дали радиобуй и деньги. Мне сказали все это передать тебе. Я все сделал честно. Я ни в чем не виноват, Газиф. Больше я ничего не знаю.
— Кто дал тебе деньги? — все так же вежливо и нежно спрашивал Газиф, растягивая слова. — Допустим, ты не виноват… Тебе радиобуй дал Салех?
Сваливать все произошедшее на Салеха не имело смысла.
Ланкастер понимал, что одно упоминание имени Салеха приведет Газифа в ярость. И тогда его, Ланкастера, участь тут же будет решена без суда и следствия. Надо было действовать по-иному.
— Нет, не Салех… Я не знаю этих белых господ… Меня похитили. Затем меня увезли в Могадишо. И там мне дали задание передать тебе радиобуй и деньги. Мне пригрозили, если я не выполню их задание, меня убьют. Вот и все, что я знаю. Я всего лишь ученый. Это все знают в Пунтленде. Спроси любого жителя Пунтленда, Газиф, и тебе скажут, что я — честный ученый. Я малярию изучаю.
Газиф внимательно слушал Ланкастера. В какое-то время Ланкастеру даже показалось, что этот неотесанный болван ему поверил. Но не тут-то было… Все так же, как и до сих пор, вежливо Газиф проговорил:
— Газиф не дурак. Газиф умный. Газиф был студентом, он в университете учился. И Газиф никогда не простит того, кто надумал его уничтожить. Газифа чуть акулы не съели. Газиф потерял все: корабль, команду, выкуп… И ты, белая свинья, думаешь меня обмануть?..
Произнося эти слова, Газиф вдруг начал звереть, наверное, он вспомнил все: и море в обломках, и свой корабль взорванный, и обиды.
После этих слов он кивнул головой в сторону своих головорезов, внимательно наблюдающих за сценой допроса.
К столу подошли двое. Ланкастера крепко привязали бечевкой к спинке стула, а затем один из головорезов положил руку Ланкастера на поверхность стола рядом с шелухой от семечек. Другую руку Ланкастера головорез заломил ему за спину.
Ланкастер ощутил себя словно в капкане — не повернуться…
Сначала Ланкастер подумал, что ему начнут отрубать по одному пальцы. С ужасом, округлившимися глазами смотрел Ланкастер на свою белую холеную руку — на голубые прожилки на запястье, на коротко и аккуратно остриженные ногти.
Но не появлялось в руках палачей ни ножа, ни топора.
Из кармана палач достал булавку. Всего лишь обычную булавку. Приблизившись к Ланкастеру, он, навалившись грузным телом на руку, вонзил Ланкастеру острие булавки под ноготь мизинца.
— Аа-аа, — взвыл Ланкастер. Он и представить себе не мог, что на свете существует такая адская боль. Тело его тут же покрылось липкой испариной. Захотелось сжаться, превратиться во что-то маленькое и невидимое.
Изувер с улыбкой посмотрел на Ланкастера, а затем снова вонзил булавку под ноготь. Теперь это был средний палец…
Ланкастеру показалось, что сущность его испаряется в каком-то адском огне.
И тогда не он, Ланкастер, а кто-то другой, невидимый, о существовании которого Ланкастер и не подозревал, крикнул голосом Ланкастера:
— Не надо больше меня мучить… Скажу… Я все скажу…
— Говори, белая собака… — прозвучал откуда-то сверху теперь уже грозный голос Газифа. Не было теперь в голосе Газифа ни нежности, ни вежливости.
Пришлось сознаваться во всем.
О радиоактивных отходах, находящихся на сухогрузе…
О непосредственном начальстве, живущем на широкую ногу в Могадишо…
О подготовленных статьях…
Об истинной цели всего происходящего…
Сейчас, когда Ланкастер начал сознаваться во всем, ему с каждым словом становилось легче. И сейчас его главной заботой было не пропустить ничего важного, нужно было как можно быстрее освободиться от того, что принесло ему такую адскую боль…
Сейчас он ни о чем другом не думал: ни о фонде Торота, ни о Маккейне — все это как-то быстро и внезапно улетучилось под действием ужасной адской боли.
Газиф внимательно слушал Ланкастера. Постукивал пальцами по столу. Иногда он переспрашивал Ланкастера — уточнял адрес непосредственного начальства Ланкастера или номер телефона начальства, проживающего в Могадишо, которое, как понимал умный Газиф, имело уйму денег…
Все это время сцену допроса снимал на видеокамеру оператор.
Газиф и в этой ситуации должен выйти сухим из воды. Ибо он — не дурак… Он смонтирует видеосюжет с признаниями белого человека, а затем, показав копию видеодиска белому богатому господину, живущему в Могадишо, получит с него деньги. Большие деньги…
Он получит деньги с русских за сухогруз. И он получит деньги с белого господина…
Он, Газиф, имея большие деньги, тут же тайком уедет в богатую Италию или Францию, где уже давно обитают его земляки… Они помогут ему устроиться… Они, его земляки, живут по своим мусульманским законам, совершенно отличным от законов белых людей, и за деньги они сделают для Газифа все что угодно.
И тогда Газиф будет жить как белый человек.
Тогда у Газифа будет большой дом с колоннами на берегу моря.
У него будут слуги…
У него будет все для счастья: и нежная Фатима, и еще три жены…
Поняв, что допрос окончен, оператор в это время достал из видеокамеры мини-диск с отснятым материалом и передал его в руки главаря.
Взяв в руки мини-диск, Газиф какое-то время вертел его в руке. Думал, где и в какой видеомастерской можно будет сделать удачный монтаж отснятого материала.
Наверное, лучше всего это сделать в Могадишо. Там же он и передаст копию белому богатому господину. Надо сделать все чисто, надо сделать все так, чтобы в кадрах не было ни его, Газифа, ни его голоса. Пускай в кадрах будет только собака Ланкастер, будут его страшные признания. Пускай белые разбираются с белыми.
А он, как говорят китайцы, сидя на высокой горе, будет смотреть, как тигры дерутся…
В это же время часть любопытствующих пиратов стала спускаться в подпалубное помещение. И через несколько минут там послышались автоматные очереди…
Все, в том числе и Газиф, вздрогнули от неожиданности, бросились к люку, ведущему вниз, где творилось непонятно что.
Минут через десять растерянный Газиф возвратился в радиорубку.
И здесь он понял свою оплошность.