Обессиленному Ланкастеру Батяня предложил воду и даже кое-какую еду, которая хранилась в холодильнике сухогруза. Странно, но теперь, когда Ланкастер был в его власти, Батяне было даже жалко этого человека, попавшего в сложную запутанную авантюру.
Ланкастер выпил воду, но от еды отказался. То же сделал и Батяня — с удовольствием выпил бутылку воды и тут же отложил пару бутылок в сторону для того, чтобы забрать воду с собой на плотик. Неизвестно было, как скоро их подберут моряки с ремонтного судна.
Под утро на горизонте Батяня увидел силуэты двух кораблей: уже знакомого крейсера международных сил по обеспечению безопасности судоходства и ремонтного судна «Россиянин». Корабли приближались к дрейфующему сухогрузу с противоположных сторон. Этот факт облегчал задачу Батяне.
— Готовься, друг, к свободе, — сказал Батяня Ланкастеру, приготавливая к спуску на воду спасательный плотик.
Усталый Ланкастер обреченно смотрел на этого решительного не то бродягу, не то пирата, понимая, что сейчас сопротивляться бесполезно.
Он, как неглупый человек, уже начинал догадываться, с кем имеет дело. Уже одно то, что по отношению к нему не было применено насилие, говорило само за себя. Этот небритый усатый мужчина вел с ним по-своему честную игру, он, как и Ланкастер, был частью системы, и его ли, Ланкастера, вина в том, что эти системы враждовали между собой.
Только сейчас, находясь на грани провала, Ланкастер внезапно начал прозревать. Он начинал по-другому смотреть на то, что с ним произошло.
Размышляя о последней своей операции, Ланкастер стал сомневаться во всем. Зачем, ради чего он рисковал своей жизнью? В любое мгновение он мог погибнуть: и тогда, когда изуверы пираты калечили его нежные пальцы, и позже, когда планировал распылить на сухогрузе радиоактивное вещество…
Неужели ради денег, ради славы — этого эфемерно неуловимого ощущения, он рисковал своей драгоценной жизнью?
Мелкая пешка в большой игре… Как часто он слышал это в общем-то банальное выражение. Но, как это часто бывает, слушая это банальное выражение, он до конца не понимал его полного смысла. До поры до времени эти простые слова как-то не доходили до души Ланкастера. Понадобились страдания, чтобы понять и оценить правдивость и мудрость этого выражения.
До своего пленения, до этого утра Ланкастеру почему-то казалось, что он — один из главных участников события мирового значения, о котором будет писать пресса, трубить телевидение. Но только сейчас Ланкастер понял, что совсем не он управляет ситуацией. И даже не его шеф Маккейн.
Но кто же тогда двигает всеми грандиозными событиями, направляя народы против народов, устраивая кровавые войны, провокации международного значения? И главное, зачем, зачем все это творится?
Глядя на чистое безоблачное небо над головой, в котором плавилось белое солнце, глядя на голубую воду за бортом сухогруза, Ланкастер вдруг остро почувствовал важность чего-то иного, от чего ему никак нельзя отказываться, того, что важнее денег, власти, славы… Что это было, пока он этого еще не мог понять.
Именно об этом думал Ланкастер, когда послушно под руководством усатого человека перебирался с борта сухогруза на спасательный плотик.
Прикрытый махиной сухогруза, Батяня быстро работал веслами, направляя плотик в тут сторону, где маячило ремонтное судно с белоснежной волнующей надписью на борту «Россиянин».
Там, на борту ремонтного судна, уже увидели спасательный желтый плотик. Видел Батяня, как с борта ремонтного судна на воду быстро спускали шлюпку, как шлюпка направлялась в их сторону. Сейчас уже, как понимал Батяня, как догадывался и Ланкастер, команда крейсера международных сил по обеспечению безопасности судоходства уже никак не могла помешать ему подняться на «Россиянина».
Перебравшись в шлюпку, а затем и на борт ремонтного судна, Батяня почувствовал, что смертельно устал. Чувство усталости валило с ног. Его обнимали моряки, гражданские люди, его поздравляли, благодарили, но, странно, Батяня почему-то не слишком-то радовался.
Передав гражданским мини-диск и драгоценный кейс, Батяня вдруг остро ощутил огромное чувство потери.
Перед глазами снова замаячил высокий краснолицый балагур Чалов, послышались его шутливые слова о сале, которое прячет от будущей жены маманя, тот самый Чалов, с которым было связано множество событий, который некогда спас на Кавказе ему жизнь… Где сейчас Чалов, где? Вспомнился Сидоркин, вечно враждующий с юрким Калмыковым… Где сейчас Сидоркин?
Ушли ребята, молодые, по-настоящему не прожившие жизнь, ушли ребята в неизвестную страну, откуда нет возврата. Красивые, сильные, верящие в свое будущее счастье.
От внезапно нахлынувшего волнения у Батяни набежали непрошеные слезы…
Накатили воспоминания, которых он в обычной повседневной жизни старался избегать.
Ему снова увиделась та опасная горная дорога, освещаемая белым светом фар бронетранспортера. С одной стороны — зияющая пропасть, с другой — подымающиеся отвесные горы, покрытые зелеными кустами, тонкими деревьями. Черная полоса асфальта, стелющаяся под колеса машины, то исчезала на ближайшем повороте, и тогда казалось, что Чалов не справится с управлением машины и они тут же рухнут в пропасть, то, появившись на мгновение, опять же исчезала перед внезапно возникшим склоном горы…
Непонятный срочный вызов в Моздок поднял Лаврова и Чалова с кроватей. Думали о новом задании. Думали об этом и тогда, когда брали с собой оружие, и позже, когда садились в бронетранспортер. Приказы не обсуждают.
Внезапный взрыв сотряс бронетранспортер. Бронированная машина вздыбилась, и тут же произошел второй взрыв. Машина медленно покатилась по наклону вниз, к обрыву.
Ему, Лаврову, и это он понял по жгучей боли, вероятнее всего перебило ногу.
Что конкретно случилось с ногой, он еще не понял, но почувствовал, что она вдруг стала тяжелой и непослушной.
Мины поставили профессионалы прямо на повороте дороги перед обрывом. Еще мгновение и машина, потерявшая управление, рухнула бы в пропасть. Но Чалов заблокировал тормоза и, открыв нижний люк, вытянул Лаврова из машины.
— Быстрее, быстрее, Лавров. Сейчас гости появятся, — шептал он, опуская грузное, неподвижное тело на черный асфальт между колесами. Опустив Лаврова на асфальт, Чалов разблокировал тормоза и, прихватив автомат, через тот же люк выскользнул из поврежденной машины. Они видели, как медленно бронетранспортер покатил к обрыву. Там он наклонился и исчез в пропасти.
— Терпи, терпи, Лавров, — шептал Чалов, оттаскивая истекающего кровью Лаврова в сторону кустарника.
Сначала Лавров и не понял, почему Чалов так спешит спрятаться. Думалось, что самое ужасное позади. Но Чалов почему-то спешил, он не нашел даже времени на то, чтобы перетянуть рану Лаврова, он старался как можно подальше оттащить Лаврова от места взрыва.
Как только они скрылись в кустах, на дороге показались двое: в черных вязаных шапочках, в комбинезонах, в легких кроссовках. Держа в руках автоматы, они направились к обрыву, куда только что рухнул бронетранспортер. Осветив место крушения фонариком, они стали разговаривать.