Цифровой магнитофон на шестнадцать часов записи фиксировал откровения Ломали. Будучи старшим телохранителем Анзорова, он знал много любопытных подробностей из жизни босса.
Тревожная лампочка замигала в сознании Денисова, когда Ломали заявил, что депутат отлучался несколько раз куда-то. Оставлял охрану. Садился за руль. И уматывал на встречи.
Денисов почувствовал — здесь тепло. И спросил:
— С кем встречался покойник?
— Не знаю.
— Он должен был хоть что-то говорить. Хоть словом обмолвиться.
Ломали почесал затылок. Скрип был такой, будто деревяшкой водят по свиной щетине. Но определенный эффект это возымело.
— Анзоров однажды проговорился, зло так: «Лампасы надели благодаря нам. А теперь носы воротят. Госбезопасность»…
— Лампасы… Госбезопасность, — кивнул удовлетворенно Денисов. Детали в запутанной головоломке начали становиться на предназначенные им места…
* * *
— Также возможно применение суперэлектриков в магнитных трассах скоростных поездов. — Парамон Раздыхайло вытащил из портфеля очередную разработку.
Иллюстрировал он свои прожекты ватманскими листами с чертежами и формулами. Оттарабанив очередную убойную идею, он скатывал ватманские листы в трубку и прятал в безразмерный портфель. Тут же выуживал оттуда новый сюрприз.
Раз в два-три дня «колдун» — так прозвал Раздыхайло Богучарский — появлялся в фонде «Третье тысячелетие» с новыми наработками. Жил гость столицы в гостинице около метро «ВДНХ» в одноместном номере и упорно строчил с утра до вечера, творил, выбираясь наружу, чтобы наспех перекусить или прошвырнуться по городу.
Парамон Раздыхайло обладал дикой целеустремленностью и пробивной энергией. Пер, как танк. Во второй визит в офис фонда охраннику, который пытался вызнать, к кому стремится этот верзила, он отвечал коротко и однозначно, даже не глядя в его сторону:
— Мне назначено.
Охранник пытался остановить его, но это было все равно, что рукой затормозить автобус. Габаритами ученый маньяк обладал завидными.
— Этого человека можно пропускать, — успокоил взбудораженного охранника Богучарский, про себя добавив: «Такого только снаряд остановит».
Если Богучарского эти представления забавляли, то Президент фонда просто зверел при появлении маньяка. Прятаться от него было бесполезно. Когда Раздыхайло говорили, что из руководства никого нет, он смиренно отвечал — ничего, подожду. И усаживался ждать, выудив карманный компьютер. Если секретарша отважно заявляла, что начальник не принимает, «колдун» просто двигал прямиком в кабинет со словами: «У меня дело важное».
— У меня график встреч расписан, — пытался возмущаться Кумаченко.
— Это все мелкая суета. А мы творим будущее, — отмахивался Раздыхайло и разворачивал очередной манускрипт.
Вот и сейчас он, тыкая в развернутый на просторном офисном столе ватман, развивал посетившую его вчера вечером мысль:
— Это миллионы и миллионы долларов. Ведь вас, личностей приземленных, интересуют только они.
— Если вас они не интересуют, почему вы пытаетесь продаться повыгоднее? — возмутился Кумаченко.
— Для меня деньги — это как костыли, — холодно произнес Раздыхайло. — Без них не встанешь на ноги. Но я их презираю…
Богучарский млел, глядя на эту сцену.
— Я все понял, — с каменным лицом выдавил Кумаченко. — Потрудитесь впредь сообщать о ваших визитах. Тем более еще рано говорить о перспективах, поскольку мы еще не получили экспертного заключения.
— Если ваши эксперты хоть что-то понимают в науке и лишены академической зашоренности, в их заключении я не сомневаюсь.
— А я сомневаюсь, — буркнул Президент фонда.
— Это ваш удел — сомневаться…
— А ваш?
— Идти вперед…
Глаза Кумаченко налились тяжелой злобой.
Колобок с умилением наблюдал каждый раз за этой корридой. Если бы Раздыхайло не был так оторван от земли и его мысли не летали бы в астрале, то можно было бы подумать, что он издевается над Президентом фонда.
— Все, я вам позвоню, — сухо произнес Кумаченко, демонстративно открывая свой органайзер.
Раздыхайло озадаченно посмотрел на него. Потом поводил руками, делая пассы. И сообщил:
— У вас пятна на ауре. Образуются из-за несбалансированности эмоций и преобладания гнева…
— Вот что… — Терпение Президента фонда, кажется, истощилось.
— Подождите, — оборвал его спокойно ученый. Повел еще раз руками. — Сегодня у вас, Николай Валентинович, с утра побаливала печенка. И под левым ребром покалывало. Снимем сейчас боль.
Он сделал еще пассы.
У Кумаченко злость тут же утекла, как вода в раковине, сменившись на оторопь. Действительно, с утра кололо под ребром и печень потягивало.
— Так, тут канальчик энергетический подправим, — прикрыв глаза, колдовал Раздыхайло. — Здесь ведьмино пятно, подчистим… Сглазик небольшой…
Ошарашенный Президент фонда ощущал, что где-то в правом боку будто его касаются легкие невидимые пальцы, а по позвоночнику разливается тепло. А заодно ползет змейкой страх. Холодный страх перед неведомым…
— Выйдите отсюда! — встрепенулся Кумаченко и поднялся со стула.
Раздыхайло удивленно посмотрел на него.
— Вон! — змеей прошипел Кумаченко.
— Я же не закончил.
— Мы вам позвоним. — Кумаченко рухнул в кресло и распустил на шее галстук, перевел дыхание. — И прошу больше без предварительного согласования не приходить. Или наш договор будет расторгнут. Понятно?
Раздыхайло пожал плечами, и стало ясно — если он что-то и понял, то на ус не намотал.
— Хорошо, — произнес он. — Только вы зря ко мне вот так. У меня ведь переговоры с компанией «Нейшнел групп» были. Они заинтересовались. И с фирмы «Поиск» на меня выходили. Только мне хочется, чтобы открытие осталось на Родине.
— И чего вам эта Родина? — с саркастической улыбкой поинтересовался Богучарский.
— Россия — сердце мира, — сообщил Раздыхайло. — В 2001 году началась эра Водолея — эра России. И наши открытия в новую эпоху ей пригодятся.
Президент фонда посмотрел на него озверело, и Раздыхайло, наконец, ретировался.
— Идиот, — прошипел Кумаченко, когда дверь закрылась. — Полный шизофреник…
— Не без этого, — отозвался Богучарский.
— Надо было ему «Скорую» вызывать.
— Они только опасных сумасшедших забирают.
— А он опасен…
— Зря ты его так. Он тебе с таким старанием ауру чистил, — хмыкнул Богучарский.
— Чистильщик, — покачал головой Президент фонда и потрогал бок. Боль, ушедшая из печени, вернулась и теперь пульсировала. — Надо было его сразу послать.