– Это мой отец.
Дэмиен садится со мной рядом, закрывает дверь и командует Эдварду:
– Поехали.
Его отец в этот момент подходит к автомобилю, стучит кулаком в стекло и громко приказывает водителю остановиться. Репортеры выбегают перед машиной, пытаясь сделать кадр, на котором Дэмиен оказался бы вместе со своим отцом.
Я хватаю Дэмиена за руку и оборачиваюсь, чтобы лучше рассмотреть лицо его отца.
– Дэмиен, – прошу я. – Посади его в машину. Если ты этого не сделаешь, репортеры его живьем съедят.
Он молчит.
– Нам надо понять, зачем он сюда пришел, – продолжаю уговаривать я.
Лицо Дэмиена ничего не выражает. Я бы очень хотела знать, о чем сейчас он думает. Наконец, он утвердительно кивает и сжимает мою руку.
– Остановись, – просит он Эдварда, – и разблокируй двери. Как только он сядет в автомобиль, отъезжаем. И если на дороге окажутся репортеры, дави их без всякого сожаления.
Через несколько секунд отец Дэмиена уже сидит в автомобиле, который быстро набирает скорость. Мне не особо жалко репортеров, которых может задавить Эдвард, но не хотелось бы, чтобы у водителя возникли проблемы.
Мы едем по Флауэр-стрит.
– Сделай круг, – приказывает Дэмиен водителю и потом смотрит на своего отца.
– Что тебе нужно?
Отец Дэмиена игнорирует этот вопрос.
– Судя по всему, ты и есть Ники. Я видел фотографии в газетах, на которых ты изображена с моим мальчиком. Меня зовут Джеримайя, но ты можешь называть меня Джерри.
– Чем мы можем вам помочь, мистер Старк? – спрашиваю я.
– Мы?! – переспрашивает он и ухмыляется. – Прямо вот так «мы»?
Я крепче сжимаю ладонь Дэмиена. Его отец не понравился мне с того момента, как я его увидела, и сейчас он мне нравится все меньше и меньше.
– Мисс Фэрчайлд задала тебе вопрос, – говорит Дэмиен. – Чем мы можем помочь тебе?
Я чувствую, что он злится, и еще крепче вцепляюсь в его руку. Я уверена, что сидящий передо мной человек или сам надругался над своим сыном, когда он был маленьким, или потворствовал тому, чтобы это происходило. Я даже не знаю, почему так сильно сжимаю руку Дэмиена – чтобы он чувствовал мою поддержку или чтобы он не ударил своего отца по лицу.
– Я повторяю, чем мы можем тебе помочь?
Джерри развалился в кресле напротив нас. Судя по его лицу, он что-то быстро просчитывает в уме. Я знаю, что он из простой рабочей семьи, но добился, чтобы его сын стал звездой тенниса мирового уровня.
– Чем ты можешь мне помочь? Да ничем, черт возьми. Разговор вообще не обо мне, а о тебе. Потому что ты самым серьезным образом облажался.
– Неужели? – спрашивает Дэмиен спокойным тоном. – Давай я тебе объясню свою точку зрения. Ты находишься в моей машине только потому, что присутствующая здесь дама об этом попросила. Если ты хочешь находиться в этой машине, тогда говори. И говори ясно и понятно. Если нет, то можешь выходить.
– Ты хочешь, чтобы все было ясно и понятно? Хорошо! Вот что я тебе скажу: ты ведешь себя как идиот. Ты не зря платишь своим пиарщикам. Тебе написали речь, от которой у ангелов потекут слезы. Ты выступишь в пятницу на открытии теннисного центра, мило улыбаясь, и если это будет необходимо, выпишешь на нужды центра нехилый чек. Ты просто обязан это сделать, сынок. Ты должен быть чистым, как только что из ванны, черт тебя подери.
– Не надо называть меня «сынок».
– Черт подери, Дэмиен!
Я смотрю на отца и сына и пытаюсь понять, что происходит. Почему Дэмиен публично отказался выступать на церемонии открытия и почему его присутствие на этой церемонии так важно для отца? Дэмиен не говорил мне, что его сексуально или как-то по-другому использовали, и также не упоминал о том, что его отец был к этому как-либо причастен. Чего боится Старк-старший? Опасается ли он, что, как только появится какая-то негативная информация, вся империя его сына развалится как карточный домик?
Я не знаю ответов на эти вопросы и поэтому крепко держу Дэмиена за руку. Он смотрит на отца, сощурив глаза. Когда он наконец решает заговорить, я совсем не понимаю, что он имеет в виду.
– Сколько твоей вины во всем, что происходит? – спрашивает он, не отрывая взгляда от отца.
– Понятия не имею, о чем ты, – отвечает Старк-старший, ерзая на сиденье. Даже я вижу, что он врет.
– Теперь послушай, что я тебе скажу, – говорит Дэмиен. – Меня не интересует твое мнение. Выходи из машины. Эдвард, останови.
Мы находимся на площади Першинг, всего в двух кварталах от того места, где сели в машину.
– Я оставил машину далеко отсюда, – возражает Старк-старший.
– Меня это не волнует, – отвечает Дэмиен. – Вылезай.
Эдвард открывает дверь лимузина. Джерри колеблется, стреляя глазами на нас с Дэмиеном.
– А она-то знает? – спрашивает он. – Я бы на твоем месте ей ничего не говорил. Если хочешь быть с ней, тебе стоит помалкивать.
Он выходит из автомобиля, и Эдвард немедленно хлопает за ним дверью, словно и ему хочется, чтобы Старк-старший побыстрее убрался.
Дэмиен глубоко вздыхает и проводит рукой по волосам.
– Прости меня за то, что тебе пришлось выслушать, – говорит он.
– Теперь ты познакомился с моей матерью, а я – с твоим отцом. Это значит, что мы с тобой официально встречаемся, и об этом знают наши родители, – улыбаюсь я, стараясь шуткой разрядить атмосферу. – Полно, хватит переживать. Все хорошо.
– Я не заметил, чтобы в течение этого дня произошло хоть что-то хорошее.
– Мне понравилось с тобой танцевать, – возражаю я.
– И мне понравилось, – соглашается Дэмиен. – Двигайся ко мне поближе.
Я еще плотнее прижимаюсь к нему. Он обнимает меня за плечи и гладит мои волосы. Я хочу, чтобы мы сидели так целую вечность, но в голове у меня зреют вопросы. Много вопросов. Я хочу понять, о чем говорил Старк-старший и почему его так волнует присутствие сына на открытии теннисного центра. Но я не собираюсь задавать Дэмиену эти вопросы, а жду, когда он сам на них ответит.
«Если ты хочешь быть с ней, тебе стоит помалкивать».
Я не представляю, что должно произойти, чтобы я бросила Дэмиена. Я не могу вообразить причину, по которой мы можем расстаться. Или у меня просто не хватает фантазии?
Дэмиен крепко обнимает меня всю дорогу до его квартиры в центре. Мы паркуемся в гараже под башней Старк-тауэр, и Эдвард распахивает пассажирскую дверь.
Дэмиен не теряет самообладания ни в гараже, ни в холле здания, ни во время поездки в лифте на пятьдесят седьмой этаж. Лишь после того, как мы входим в квартиру, выражение его лица меняется. На нем появляется отчаяние. Он хватает концы моего шарфа и спрашивает: