– Ты же была котенком, оставаясь девочкой.
– Правда.
Лилиан посидела молча, прислушиваясь. Дыхание лиса стало ровнее.
– Вообще-то, у меня теперь зуб на тетю Нэнси, – проворчала она.
Полусонный П. С. вздохнул:
– Это еще почему?
– Как почему? Да ведь она меня отправила в решете воду носить!
– Но не попади ты к медвежьему народу, ты бы не выпила зелье Матушки Манан, мы не смогли бы разговаривать и ничего не выяснили бы про твой сон.
– Тетя Нэнси ничего не знала про зелье.
– Но возможно, знали духи, которые велели ей отправить тебя к медвежьему народу.
Лилиан нахмурилась:
– Хорошо бы люди говорили то, что думают, а не изобретали всякие надувательские хитрости. Тетя Нэнси и Матушка Манан меня просто облапошили – обе. Невелика радость быть в рабстве у людей-медведей.
– А ты воспринимай это как опыт, воспитывающий волю, – посоветовал П. С.
– С волей у меня и так все в порядке, – буркнула Лилиан.
– Что правда, то правда, – усмехнулся лис.
Лилиан очнулась перед самым рассветом. Ей приснился страшный сон: медведи схватили ее и готовились сварить в большом котле на кухне Матушки Манан. От ужаса девочка запуталась в одеяле. Высвободив руки и выпрямившись, она огляделась в поисках лиса: тот сидел в нескольких футах от нее.
– Спишь ты беспокойно, – заметил П. С.
– Мне приснился дурной сон. Медведи варили меня на ужин.
– Я очень удивлюсь, если такой сон не отбил тебе аппетит.
– Ага, хочешь помочь мне с завтраком? – рассмеялась Лилиан.
– Настоящий друг так бы и поступил.
– Наверняка, только я есть хочу, так что и думать забудь.
Они завтракали на восходе. Когда с едой было покончено, предрассветные сумерки уже сменились солнечным утром. Девочка и лис продолжили путь через горы.
Через некоторое время они миновали дерево, на котором сидел охотник.
– Интересно, удастся ли ему поймать черную пуму? – сказала Лилиан.
– Вряд ли. Они коварные, эти звери. Почти как лисы.
– И возможно, не такие скромные.
– Возможно, – согласился П. С.
Лис всю дорогу рассказывал разные истории, а Лилиан спела ему несколько песенок, которые слышала от тетушки. После ужасных недель в Ля Урсвилле этот день казался девочке долгожданным праздником.
Время шло незаметно, и так же незаметно сокращалось расстояние до их цели. Тропинка теперь вела вниз. Ближе к вечеру путники добрались до знакомых холмов, окружавших тетушкину ферму. Как и в прошлый раз, они прохлюпали по болоту и остановились в том месте, откуда была видна сухая сосна у ведьминого дома.
– Дальше я не ходок, – напомнил П. С.
– Да, знаю. Ты ведь съел ее мужа.
П. С. скорбно глянул на девочку:
– Вообще-то, он был уже мертвый.
– Но ты сам говорил, что съел его!
– Уже мертвого. Правдивый и Симпатичный – забыла?
Лилиан кивнула. Она не могла оторвать глаз от сухой сосны. Пусть это не первая ее встреча с Матушкой Опоссум (если, конечно, тот визит ей не приснился), но история такая запутанная… И от этого как-то не по себе.
– Все думаю, что же будет, – медленно произнесла Лилиан. – А если я ошиблась? Вдруг она не сможет мне помочь? Вдруг это все-таки был сон?
– Не знаю, – отозвался П. С. – Есть только один способ проверить.
Лилиан снова кивнула. Она закинула за плечо одеяло с сумкой и, осторожно ступая по топкой почве, двинулась к холмику, из которого торчал огромный ствол. Когда Лилиан приблизилась к сосне, сумерки уже сменились темнотой. Возле холмика земля стала твердой. Склянки из-под лекарств и растворов, привязанные к сухим ветвям, болтались прямо перед носом девочки.
Она чуть помедлила, вспоминая свой прошлый визит. Нет, это не мог быть сон – иначе почему она помнит все так отчетливо?
Лилиан прокашлялась и крикнула куда-то в тень от ветвей сухой сосны:
– Здравствуйте-здравствуйте! Вы дома, миссис Опоссум?
Последовала бесконечная минута ожидания. Бутылочки тихонько названивали свою нестройную песню.
Наконец из-под ветвей появилась фигура – в точности такая, какую помнила Лилиан. Все та же причудливая помесь женщины и опоссума. Только тогда она возвышалась над девочкой-котенком, а сейчас была на добрых полторы головы ниже Лилиан.
Матушка Опоссум опиралась на посох вроде того, что был у Матушки Манан. Верхушку его венчали кожаные полоски, заплетенные в косички. На других полосках, подлиннее, болтались бутылочки. Их позвякивание будто тихо вторило песне, что выстукивали пузырьки на дереве. Черные глаза Матушки Опоссум настороженно изучали Лилиан.
– Очень интересно, – наконец произнесла ведьма. – Давненько ко мне не захаживали посетители из людского племени, да еще такие юные. Ты пришла за зельем, девочка? Хочешь приворожить какого-нибудь мальчугана? А может, ты ищешь богатства или власти, чтобы с помощью их магии вырваться из этих лощин и перенестись в большой мир?
Лилиан замотала головой:
– Я котенок, что приходил к вам в начале лета.
– Понятно. А зачем ты приходила?
– Я была котенком. А вы расколдовали меня и превратили обратно в девочку.
– Быть того не может. Что поделать, обо мне всякое болтают, но знай: такое колдовство не в моей власти. А уж если бы я нашла способ сотворить такое, будь уверена, я бы запомнила.
Лилиан снова тряхнула головой:
– Нет, не совсем так. Вы меня не расколдовывали. Вы просто отправили меня назад во времени, туда, где совершилось мое первое превращение, – из девочки в котенка. Кошки наколдовали.
– Можно подумать, такого я не запомнила бы.
– Но это правда.
Чем больше Лилиан настаивала, тем яснее понимала: она сама виновата. Нужно было продумать разговор получше. Она вернулась назад во времени, значит змея ее не жалила. Получается, они с Матушкой Опоссум никогда не встречались.
– Я вижу, сама ты веришь в то, что говоришь, и для тебя все очевидно, – кивнула ведьма. – Но мне твои слова не столь понятны.
Она так долго вглядывалась в Лилиан, что той стало тревожно. Затем Матушка Опоссум легонько постучала посохом по земле – бутылочки отозвались нестройным хором. Ведьма внимательно прислушалась к их звону и, кажется, приняла решение.