– А ты кто?! – удивилась трубка голосом молодой девушки.
– Я очень близкий Стасу человек, – спокойно отозвалась я.
– Катька?! – видимо, приняли меня за кого-то другого. – Да я тебе все волосы выдеру! Отстань от Стаса! Он мой!
– Нет, сейчас он мой, – холодно улыбнувшись, сказала я и отключилась. – Стас, ваша дама сердца приняла меня за некую Екатерину и очень зла. Но поговорите с ней после уроков. Конфискую, – сухо добавила я, указывая пальцем на телефон, который держала в другой руке.
– Ну и что вы сделали? – с презрением посмотрел на меня парень снизу вверх. – Отдайте.
– После урока заберешь.
– Я сейчас хочу, – заявил он нагло.
– А я хочу, чтобы ты сейчас учился, – возразила я и положила телефон на учительский стол.
– А вы пользуетесь на лекциях телефоном? – спросила мелодичным голосом барби-брюнетка с идеально ровной челкой. Ее прищуренный взгляд, направленный на меня, был слегка издевательским. – Вы ведь еще в университете учитесь, да? – уточнила она, явно показывая мне, что не считает меня за учителя. – Студентка?
– Да, последний курс, – ответила я ученице. – Сообщаю для тех, кто не знал. Все практиканты, попадающие в школу, – это студенты старших курсов.
– А-а-а, да-а-а, точно, – протянула брюнетка, ненароком демонстрируя длинные алые ноготки. – Так у вас разрешают пользоваться телефоном?
Естественно, я пользовалась на лекциях мобильником, как и все другие студенты, но делала это так, чтобы не мешать преподу. Звук на парах у меня всегда был выключен, а если я писала сообщение или что-то искала в мобильном Интернете, то совершенно незаметно, держа телефон на коленях или под столом. Если же нужно было срочно поговорить, я незаметно ускользала из аудитории в коридор, и то это было редкостью.
– Разрешают. Если это не мешает учебному процессу, – правдиво ответила я, все так же старательно сдерживая гнев.
– А что вы тогда Стасику запрещаете и отобрали его мобильник? – продолжала ученица и мельком глянула на Ярослава, словно ожидая его одобрения.
– Ты меня слышала? Его звонки мешали учебному процессу. И да, обо всем этом мы поговорим в ваше личное время – на перемене. А сейчас у нас занятие, кто забыл. – сказала я, глянув на часы. – Нам еще многое нужно успеть. И я вновь, ощущая себя то ли акробатом, то ли клоуном, встала у доски, рассказывая теорию.
Чем больше я преподавала, тем больше понимала, что не желаю быть учительницей в школе ни за что на свете. Наверное, в этом виноват был Зарецкий и его план по избавлению от меня. С этого урока меня постоянно преследовали посторонние звуки, ужасно отвлекающие и меня, и других учеников от учебного процесса: то сообщение придет, то «скайп» или какая-то другая мобильная программа заявит о своем существовании, то вдруг заиграет какая-то непонятная мелодия то ли будильника, то ли звонка. Кто-то даже однажды запустил игру по планшетику, и четверть урока меня нервировал звук выстрелов и непонятного рева, пока я не отобрала у друга Стаса, сидящего с ним за одной партой, планшет.
Однако с этим я справлялась. Держа себя в руках, я отчитывала нарушителей порядка спокойным, но твердым голосом, не показывая своих чувств, а также забирала их игрушки до конца урока. В дневниках ничего не писала – во-первых, у половины класса дневников с собой вообще не было, а во-вторых, как я понимала, записи преподавателей в дневниках мало волновали многих родителей.
Однако постоянные посторонние звуки были далеко не единственными факторами на первом этапе Яра по изгнанию меня из школы. Мое ничтожество как учителя показывали и другими способами. Глупые вопросы, еда на уроке, полнейшее игнорирование меня, а также заданий, смех и разговоры, демонстративный выход из класса посреди урока – все это присутствовало на каждом уроке.
Были и более забавные моменты. В этот же день, на втором уроке, один из парней развлекал себя и весь класс тем, что каждые десять минут бегал якобы по нужде в туалет, фальшиво объясняя мне, как ему плохо после поедания какого-то диковинного и не водящегося на нашем континенте фрукта, привезенного ему родителями из Африки. Я, понимая, что это очередной прикол, ему делано сочувствовала, а после урока взяла мальчишку за руку и силой потащила к школьной медсестре – грузной тетеньке с веселыми глазами, которая, по ходу, сразу поняла, что ученик прикидывается, и пригрозила ему в шутку клизмой. Мальчишка испугался.
В этот же день те две девочки – похожая на Барби брюнетка с идеально ровной челкой и ее подружка-блондинка тоже поддержали Зарецкого и как-то вместо того, чтобы ответить на вопрос по теории про соединительное и интонационное тире, стали рассказывать, подглядывая в тетрадь и хихикая, теорему по геометрии. Я обозлилась так, что, наверное, поставила бы этим начинающим курицам колы прямо в журнал, но положение спасла та голубоглазая девочка с первой парты – Полина, лучшая, как выяснилось, ученица класса и просто хороший и добрый человек. Она взяла и отчитала своих одноклассниц, что они некрасиво себя ведут. Барби прямо-таки офигели, другого слова не подберешь, и хотя многие стали смеяться над Полиной, она была довольна собой. Что помогла мне. Да и смех почему-то прекратился быстро – президентушка скучающим голосом попросил всех заткнуться. Я заметила, как Полина на него благодарно взглянула, обернувшись. Но туповатый Яр этого не видел – он о чем-то важном разговаривал с впереди сидящей девицей. Долго я смотреть на него не могла – Стас и его друг открыли рот и стали переговариваться с другом, сидящим на другом ряду, едва ли не на весь класс. Правда, мне, к моему же изумлению, даже делать ничего не пришлось – их совершенно неожиданно заткнул Иван Дейберт, доселе молчавший. Видимо, его боялись, поэтому заткнулись.
Светлана Викторовна при этом всем балагане отсутствовала – решила, что я уже отлично управляюсь со школьниками, на уроке не присутствовала – убежала в учительскую, где, видимо, беседовала беседы с другими учителями, у которых были «окна». Она изредка заглядывала на моих уроках в кабинет, но как только учительница появлялась, все начинали вести себя очень пристойно, и она не могла нарадоваться за то, какое у меня прекрасное взаимопонимание с детьми. Я попыталась намекнуть ей вернее, нет, прямо сказать, что детки ведут себя как раз-таки не очень хорошо, но добрая и наивная Светлана Викторовна не уразумела моих слов и сказала, что умение общаться с учениками приходит с опытом, а потом добавила, что я чересчур требовательная к себе и мне только лишь кажется, что все не так хорошо.
Я себе именно это и повторяла, когда однажды вошла в класс и узрела, что на каждом из портретов великих классиков литературы были нарисованы усы – как оказалось, усы черным маркером были нарисованы на целлофановых пакетиках, которыми портреты заранее обтянули. Но первые минуты я этого не понимала, и была в натуральном шоке от наглости подлецов-школьников.
Еще как-то раз ко мне на урок пришел тип в костюме смерти и пытался сорвать урок, правда, я не растерялась, стала снимать его на камеру, пообещав, что выложу в Интернет, и растерявшаяся несостоявшаяся смерть быстренько ретировалась вон из кабинета, споткнувшись на пороге.