– Я умею слушать, – добавила Нина, видя, что я молчу.
Я коротко ей улыбнулся.
– Не сомневаюсь. Просто не хочется тебя напрягать.
– Что? – Она хрипло хохотнула. – А ты попробуй! Во-первых, дух неплохо с этим справляется, и у тебя будет серьезная конкуренция. С тех пор как я вернула Оливию… у тебя он бывает? Темный унылый туман?
– Угу, – ответил я. – Еще как бывает-то.
– Он меня теперь каждый день навещает, поэтому жизнь – это настоящий праздник, как ты, конечно, понимаешь. А после того, как мне досталось из-за Оливии, сестренка взяла и сбежала в порыве духовного искательства! Решила, видите ли, что ей нужно «побыть в одиночестве» и осмыслить все происшедшее! Ей каким-то образом удается обрывать наши сны раньше, чем я успеваю с ней поговорить. Я хотела отправиться на ее поиски, но Соня упорно требует, чтобы я оставалась во дворце и помогала ей исследовать духа. Меня поселили в шикарных апартаментах, но средств для существования у меня нет, и мне пришлось устраиваться подрабатывать секретарем. Ну, что я тебе скажу… «обслуживание клиентов» в лице эгоистичных особ королевской крови… Я спустилась в очередной круг ада! – Нина резко замолчала, вспомнив, с кем разговаривает. – Не обижайся.
Я засмеялся – по-моему, впервые за очень долгое время.
– Никаких обид: я же понимаю, на каких типов ты намекаешь. Но, кстати, если ты сможешь пообщаться с сестрой, передай ей, что она разбивает бедняге Нейлу сердце.
– Принято, – откликнулась Нина. – Похоже, что Нейл – один из предметов ее осмысливания.
– Это хорошо или плохо? – поинтересовался я.
– Понятия не имею! – рассмеялась она.
Я улыбнулся и неожиданно решил принять ее приглашение.
– Ладно. Давай поедим. Хотя, честно, у меня был тяжелый день. Я бы лучше выпил. Ты как, поддержишь?
Думаю, я озвучил неудачную мысль, но меня это и раньше не останавливало.
Нина схватила меня за руку и потащила к соседнему зданию прямо по газону.
– Слава богу! – проговорила она. – Уже и не надеялась, что ты меня позовешь!
Когда я увидела у Шеридан шприц, то подумала, что меня ждет экстремальное обновление татуировки. Например, такое – вместо маленьких порций зачарованной туши она собралась вкатить мне чудовищную дозу, которая заставит меня быть покорной и послушной.
«Это не имеет значения, остынь, – приказала я себе. – Использование магии меня защищает, какие бы объемы они ни использовали».
Хотя я себя убедила, я не была стопроцентно уверена, так ли все обстоит в действительности.
А в конце концов оказалось, что Шеридан задумала нечто совершенно иное.
– Наш последний разговор дал мне надежду! – посетовала она, всаживая иглу в мою руку. – Даже не верится, что предоставленная самой себе, ты не продержалась и часа.
Я едва не произнесла: «Привычка – вторая натура», – но быстро сообразила, что, если хочу добиться прогресса, мне необходимо демонстрировать раскаяние.
– Мне очень жаль, – заныла я. – Само вырвалось. Я принесу Гаррисону свои извинения, если только…
Странное ощущение возникло у меня в желудке: оно началось как легкий дискомфорт, но, стремительно нарастая, превратилось в сильнейшую тошноту, которая целиком завладевает телом. Казалось, у меня в животе поднимается приливная волна. Голова чудовищно заболела. Я ощутила, что у меня поднимается температура, вся кожа покрылась потом.
– Меня сейчас вырвет, – пробормотала я.
Мне хотелось выскользнуть из кресла, но я была надежно закреплена ремнями.
– Нет, – заявила Шеридан. – Не стошнит. Пока. Наслаждайся зрелищем.
Подлокотники и подголовник не позволяли мне повернуть голову, заставляя смотреть прямо перед собой, на экран. Он загорелся, и я приготовилась увидеть ужасающие картинки. Однако вместо них я увидела… мороев. Веселых. Дружелюбных. И детишек мороев.
Каждый из них занимался обычными делами. Они играли, ели в ресторанах…
Меня мутило, и я не могла как следует разбираться в непонятных изображениях. Поэтому я отчаянно боролась с рвотными позывами. А тошнота была именно такого толка – ты знаешь, что тебе станет лучше, если тебе удастся просто избавиться от отравы. Но почему-то Шеридан оказалась права. Я не могла вызвать у себя рвоту, как бы мне этого ни хотелось. Вот мне и приходилось сидеть, испытывая отвратительные, разъедающие нутро приступы, которые терзали мои внутренности. Меня захлестывали волны муки. Трудно поверить, что во мне уместилось столько кошмарных ощущений! Я застонала и закрыла глаза – в основном чтобы голове стало чуточку легче. Но Шеридан истолковала мое поведение иначе.
– Не советую, Сидни, – произнесла она. – Послушай знатока: все будет гораздо легче, если будешь смотреть добровольно. У нас есть способы держать твои глаза открытыми. И уверяю, они тебе не понравятся.
Я сморгнула слезы и уставилась экран. Сквозь страдания я попыталась понять, почему Шеридан столь важно, смотрю ли я на изображения счастливых мороев. Какое это имеет значение, если меня наизнанку выворачивает?
– Вы стараетесь… – Я подавилась, и на секунду мне показалось, что я получу желанное облегчение. Увы, я ошиблась. – Создать у меня рефлекс, как у собачки Павлова, – закончила я.
Конечно, алхимики использовали классический способ выработки условного рефлекса. Показывать мне образ и вызывать отвратительные ощущения в моем мозгу. Цель будет заключаться в том, что безвредные, веселые морои начнут у меня ассоциироваться с крайним дискомфортом и страданиями. Проблема была всего одна.
– Вам понадобятся повторные сеансы, чтобы добиться успеха, – сообразила я и сглотнула.
Взгляд, который адресовала мне Шеридан, красноречиво говорил о том, чего я могу ожидать в будущем.
У меня оборвалось сердце. Или, может, мой желудок. Если честно говоря, в тот миг у меня внутри царил чудовищный хаос и все мои органы буквально сплелись в один жгучий ком. Не знаю, как долго меня держали в этом состоянии. Думаю, не меньше часа. Я потеряла счет времени и просто судорожно пыталась перенести кипящую волну тошноты, сотрясавшую мое тело.
Наверное, спустя целую вечность Шеридан сделала мне новый укол, а экран погас. Ее подручные расстегнули фиксаторы, а кто-то подставил мне ведро.
Несколько мгновений я не понимала, зачем мне оно. А затем вещество, что не давало моему организму очиститься, прекратило свое действие. Остатки скудного обеда вышли обратно, однако мой желудок продолжал содрогаться. У меня началась сухая рвота, а потом я давилась, пока все, наконец, не прошло. Это был долгий болезненный процесс, и меня уже не волновало то, что меня только что вывернуло наизнанку в присутствии посторонних. И хотя это было ужасно, я почувствовала себя лучше, избавившись от химического снадобья, которое вызывало у меня нескончаемый приступ тошноты.