Однако это не избавило Эмму от чудовищной пытки, какой подвергли и меня. Я ежилась, глядя, как ее тело корчится от боли, и вновь ощутила приступ тошноты.
– Она не виновата! – воскликнула я, когда они сделали перерыв. – Вы, изверги! Зачем вы такое творите?
Шеридан захихикала:
– По-настоящему невинных не бывает, по крайней мере в стенах нашего центра. Но если ты и впрямь уверена в своих словах, Сидни, то почему же ты не отвечаешь на наши вопросы? Очень грустно смотреть на то, как ты позволяешь ей страдать.
Я не отрывала взгляда от Эммы и терзалась от нерешительности. Неужели надо сдаться? Но тогда разрушатся все мои планы! Мои колебания были истолкованы как вызов, и алхимики возобновили обработку. Мне стало совсем невыносимо, и когда наступило очередной затишье, я выпалила:
– А что я, по-вашему, делала? Искала выход наружу!
Шеридан подняла руку, останавливая невидимого палача, сидевшего за пультом управления.
– И у тебя получилось?
– Вы думаете, я сейчас здесь была бы, если бы получилось? – огрызнулась я. – Но я увидела лишь центр управления размышлениями, а он у вас отлично охраняется!
– Как ты смогла незаметно перемещаться? – рявкнула Шеридан.
– Обходила камеры стороной!
Шеридан кивнула, и Эмму подвергли новой порции мучений. Она беспомощно дергалась, пытаясь справиться с волнами накатывающей на нее боли.
– Я ответила! – выкрикнула я.
– Ты соврала, – произнесла Шеридан ледяным тоном. – Ты не могла обойти их все! Сперва наши наблюдатели ничего не обнаружили, но мы прочесали записи и нашли улику. Камера зафиксировала, как дверь на лестницу открывается – совсем чуть-чуть, сама собой. Мы почти прозевали этот кусок и увидели его только на повторных просмотрах. Объясняй.
Я промолчала, решив, что смогу выдержать зрелище пытаемой Эммы. Оказалось – не смогла. Я как будто ощущала боль вместе с Эммой – ведь причиной ее истязательств являлась именно я! Ее стоны заполнили всю комнату. Она дергала фиксаторы в отчаянной попытке вырваться. Пока ее крики эхом отражались от стен, я лихорадочно думала о том, что это преходящий дискомфорт. Эмма согласилась мне помогать, а значит, она понимала, на что подписывается. Разве благо для других не стоит страданий одного человека?
Холодная логика меня почти убедила – пока я не увидела, как у нее из глаз струятся слезы. Я не выдержала.
– Магия! – заорала я, стараясь перекричать ее вой. – Все дело в чарах!
Шеридан дала знак остановить пытку и выжидающе на меня посмотрела.
– Я перемещалась с помощью магии – человеческого колдовства. Но если вы надеетесь, что, пытая Эмму, вы вынудите меня добавить еще что-то, то ошибаетесь. Можете мучить и ее, и других заключенных, но теперь я ни слова не скажу. Есть еще сведения, но они касаются лишь тех, кто находится на свободе, – и по сравнению с ними здешние обитатели ничего не значат.
Я блефовала. Я сомневалась, что смогу смотреть на пытки заключенных центра, но Шеридан либо мне поверила, либо была заинтригована тем, что у меня развязался язык.
– Не думала, что это снова случится, – пробормотала она.
– Рано или поздно ситуация должна была повториться, – отозвался ее коллега. Он жестом направил алхимика, скрывающегося в темноте, подойти к Эмме. – Верни ее на уровень заключенных. Неизвестно, какую вредную пропаганду тут успели распространить. Придется прибегнуть к массовым татуировкам.
У меня оборвалось сердце. Я оградила примерно половину заключенных! Но остатки зачарованной туши у меня, конечно, сохранились. Я прятала их в кровати.
– Я никого не агитировала, если вас это пугает, – выдавила я.
– Сидни, я говорила тебе, что здесь невиновных нет, – отчеканила Шеридан. – Верните Эмму в ее комнату и уложите Сидни обратно на стол.
– Я сказала вам все, и теперь вы ничего от меня не услышите, – запротестовала я, когда помощники начали выполнять ее распоряжение, а Эмму выволокли из помещения. – Ваши пытки на меня и раньше не действовали.
Шеридан гортанно засмеялась, и свет погас.
– Ах, Сидни! Теперь, когда я скинула твою маску, мне абсолютно не стыдно включить по-настоящему мощный режим. Мы не располагаем данными о людях, которые пользуются магией, но за долгие годы мы выяснили одно: они исключительно выносливы. Так что… приступим.
Когда и на вторую ночь мне не удалось связаться с Сидни, я решил, что случилось нечто плохое. Я видел, что Маркус тоже встревожен, однако он изо всех сил старался меня успокоить.
– Эй, но Сидни ведь упоминала, что в комнаты заключенных подают усыпляющий газ, верно? Вдруг алхимики заметили, что он отключен, и сразу же все наладили? Вполне вероятно. Сидни прожила в таком режиме три месяца, и ничего страшного с ней не происходило… то есть я хотел сказать, ничего более страшного, чем обычные элементы перевоспитания.
– Ага, – кивнул я. – Но даже если ты прав, то разве алхимики не заинтересовались бы тем, откуда взялась неполадка? Сидни в таком случае наказали бы просто по логике вещей.
Маркус не успел ответить: у него запищал мобильник, и я решил его не беспокоить. Ему и раньше почти постоянно звонили, а когда мы въехали в Долину Смерти, звонки участились. Маркус четко раздавал указания своим агентам. Мы оказались на месте еще вчера и обнаружили, что в самой Долине Смерти жить, разумеется, негде. В результате нашим командным центром стал мотель в захолустном городишке в двадцати пяти километрах от заповедника. Там не оказалось ресторанов, и еду мы закупили в магазинчике через дорогу, который принадлежал добросердечной женщине по имени Мэвис.
Она очень волновалась из-за цвета моего лица.
– Тебе надо побольше солнышка, милый, – ласково повторяла она.
«Что тебе нужно – пинта крови, – прокомментировала ее слова тетя Татьяна. – Не от Мэвис, конечно. Настолько низко мы не опускаемся».
И она была по-своему права. В последний раз я пил кровь при дворе, и, хотя теоретически мог продержаться еще несколько суток, не ощущая серьезного физического дискомфорта, проблему в общем-то следовало решить.
Маркус углубился в телефонный разговор, а я потащился к окну, которое выходило на центральную улицу, магазинчик и автозаправку. По местным понятиям у нас в номере был самый шикарный вид. К немалому моему изумлению, на парковку мотеля въехала знакомая мне машина. Веселый цвет автомобиля резко контрастировал с унылым пейзажем за окном. Не говоря Маркусу ни слова, я покинул комнату и спустился по лестнице.
Когда я очутился на улице, Эдди и Трей уже вылезали из моего «Мустанга». Даже в столь ранний час жара была почти непереносимой и над асфальтом возникали мерцающие влагой миражи.
– Пережили экзамены? – поинтересовался я.