– А ты уверен, что мужчины станут делать то, что я им велю? Например, кипятить воду и мыть что-нибудь?
– Я сам все для тебя сделаю, если ты позже проявишь ко мне благосклонность, – заявил Патрокл. – Пожалуй, я не против, если только это не будет означать угрозы твоим швам.
Ахиллес почти незаметно кивнул посланнику Одиссея, и гонец вместе с Джаки и смеющимся Патроклом, который на ходу шептал что-то на ухо Джаскелине, двинулись через пляж в сторону греческого лагеря.
– Итакиец! – внезапно окликнул гонца Ахиллес. – Оставь свое копье.
Гонец испуганно оглянулся на покрытого шрамами воина.
– Мне нравится охотиться с копьем на морского окуня.
Воин с неохотой протянул Ахиллесу копье.
– Кузен, позаботься о том, чтобы он получил копье у нас в лагере.
Патрокл улыбнулся и кивнул, и они с Джаскелиной поспешили за уходившим воином.
– Неужели этот человек действительно думал, что я намерен его проткнуть его же собственным копьем только за то, что он попросил прислать на время нашу целительницу? – пробормотал Ахиллес, обращаясь скорее к самому себе, чем к Катрине.
– Похоже на то, – сказала она тем не менее.
– Ну вот, а ты осталась наедине с таким ужасным злодеем. Кое-кто мог бы назвать тебя сумасшедшей.
Бирюзовые глаза изучали Катрину.
– И как часто тебе приходилось протыкать копьями людей Одиссея?
– Никогда не приходилось.
– Ну, тогда дело выглядит так, что я-то как раз вполне в своем уме, а вот людям вроде этого гонца необходимо наладить связь с реальностью.
– Нет. – Низкий голос Ахиллеса прозвучал холодно и невыразительно. – Они совершенно правы, что бояться меня. Никогда не забывай, что чудовище только и ждет момента, чтобы завладеть мною, моими телом и душой.
– Я этого не забуду, но предпочитаю сосредоточиться на человеке, а не на чудовище.
Она увидела, как в его взгляде вспыхнуло удивление.
– Ты всегда все делаешь наоборот?
– Именно так.
Ахиллес то ли фыркнул, то ли хохотнул. Потом, не отводя от Катрины изучающего взгляда, сказал:
– Я действительно собираюсь поохотиться на морского окуня. Ты можешь пойти со мной, а можешь вернуться в лагерь. Решай сама.
– Мне нравится морской окунь. Даже очень нравится, честно говоря. Так что я пойду с тобой.
Ахиллес коротко кивнул, и они бок о бок направились вдоль пляжа, подальше от расположения греков и мирмидонян. Ахиллес на этот раз не предложил Катрине руки, но шел довольно медленно. Они шагали так близко к воде, что Кэт в конце концов решила сбросить сандалии, чтобы ощущать подошвами и пальцами ног влажный песок. Но для этого ей пришлось опереться на руку Ахиллеса, как накануне вечером. Ахиллес был теплым и сильным, и Катрина подумала: как странно, что его присутствие так ободряет и успокаивает, ведь он опаснейший воин, а совсем близко скрывается жаждущий крови монстр. Кэт подошла ближе к волнам, придерживая подол платья, чтобы теплая вода омывала ее ноги.
– Ты скучаешь по дому?
Вопрос удивил Катрину настолько, что она ответила с полной искренностью:
– Да, скучаю. Мне ужасно не хватает самых обычных вещей.
– Каких, например?
Кэт вдруг осознала, что загнала себя в угол таким ответом, и принялась стремительно соображать, ища замену Интернету и душу с горячей водой. Когда она наконец снова заговорила, ее вновь удивила собственная откровенность.
– Например, мне не хватает свободы. Я привыкла делать, что хочу, и ни у кого не спрашивать разрешения Мне нравится самой отвечать за себя и свои поступки
Ахиллес хмыкнул.
– Я слышал, что старик Приам уж слишком снисходителен к своим детям.
– Мой отец вовсе не снисходителен! – возразила Катрина.
Ее отец жил в Оклахоме. Он научил ее быть всегда твердой и ценить себя, но совершенно не терпел всяческих глупых выходок, особенно когда Кэт была несносным подростком.
– Тогда объясни, почему он позволил Парису похитить жену царя Спарты?
«Черт! Мужем Елены был царь Спарты? Это ведь именно о спартанцах был тот фильм... ну да, три сотни этих воинов...»
Катрина зарылась пальцами ног во влажный песок, в миллионный раз пожалев о том, что в годы учебы не уделяла должного внимания мифологии. Наконец она пожала плечами и сказала то, что сочла наиболее похожим на правду, основываясь на своих смутных знаниях – например, что Парис был вроде бы вторым ребенком и что он украл чью-то жену:
– Парис вечно совершал такие глупости, за которые всем нам приходилось расплачиваться.
И прежде чем Ахиллес успел задать еще какой-нибудь слишком трудный вопрос, Кэт спросила сама:
– А тебя тревожит, что ты сегодня не участвовал в сражении?
Но Ахиллес вместо того, чтобы ответить ей, показал на коралловый полукруг в нескольких футах от берега:
– Окуням нравится отдыхать вон там, в тени кораллов.
На этот раз Ахиллес не стал раздеваться, а прямо в кожаных ботинках на толстой подошве вброд пошел к кораллам. Взобравшись на похожий на скамейку выступ, он присел там и стал всматриваться в воду.
Катрина вздохнула и подняла с песка гладкую круглую раковину, стараясь придумать такой вопрос, на который Ахиллес ответит.
– Меня не тревожит, что я не участвовал в сегодняшнем сражении. Меня тревожит, что из-за моего отсутствия мог погибнуть хотя бы один грек.
– Но это ведь неправильно, что ты и твои люди продолжаете сражаться за того, кто обращается с тобой так, как Агамемнон.
– Что, это более неправильно, чем стать причиной гибели людей?
Катрине хотелось сказать, что благодаря его отсутствию война может закончиться быстрее и именно это спасет многие жизни, но она знала, что такого сказать не может. Он ведь воевал на стороне греков. И неважно, что Агамемнон вовсю его использовал, да еще и обращался с ним по-хамски, – Ахиллес все равно не захочет слышать о том, что его люди могут потерпеть поражение. Поэтому Кэт произнесла лишь то, что могла себе позволить:
– Я не знаю.
В последовавшем за ее ответом молчании Ахиллес вдруг с ошеломляющей стремительностью метнул копье в воду. Когда же он извлек копье из воды, на его острие бился большой морской окунь. Ахиллес снял его с копья и бросил на берег; рыбина упала у ног Катрины, и Кэт отскочила на несколько шагов от колотившего хвостом окуня.
– Ты же говорила, тебе нравится морской окунь
-Нравится. Почищенный и зажаренный. Кем-нибудь другим.
Ахиллес снова присел на корточки на коралловом выступе и опять пристально уставился в воду.