Он сделал все, как она велела, и сидел на одеяле, отчасти расслабившись, прислонившись спиной к тонкой мраморной колонне. На его коленях лежал откупоренный винный мех. Катрине показалось, что выглядит он все-таки слегка напряженным, но не сильно.
– Бассейн слишком мелкий, чтобы быть холодным, во всяком случае, в это время года. Воду нагревает солнце, а ивы заслоняют от ветра, так что вода здесь и должна быть теплой.
Заговорив, Ахиллес смотрел только в глаза Катрине, но потом осмелился скользнуть взглядом по ее телу, ничуть не скрытому прозрачной водой.
– Когда я впервые обнаружил этот храм, я сразу подумал, что его построили здесь именно из-за бассейна и позже посвятили Венере.
Ахиллес чуть лукаво усмехнулся.
– Место выглядит идеальным для купания какой-нибудь богини.
Катрина рассмеялась.
– Знаешь, Ахиллес, я уверена, что ты – тайный романтик.
Он фыркнул.
– Ничего романтичного во мне нет.
– Ха! Ты положил цветок на мою подушку. Я бы назвала это свидетельством номер один в пользу романтизма.
Ахиллес сделал основательный глоток вина и сказа»!
– Откуда тебе знать, что цветок оставил именно
-Ох, и правда! Наверное, это сделала Этния... а может быть, Брисеида. Они обе просто обожают болтаться поблизости от твоего шатра.
Ахиллес снова громко фыркнул, безуспешно пытаясь скрыть смех.
– Свидетельство номер два – вот эта самая корзина, полная всяких вкусностей для меня.
– Эта корзина?
Ахиллес сунул руку в корзину, пошарил там и извлек сыр, завернутый в лепешку. Откусив здоровенный кусок, он пробормотал с набитым ртом:
– Это корзина для меня, а не для тебя.
– Это уж точно, – согласилась Катрина, оттирая подошвы горстью песка. – Третье свидетельство, выдающее романтизм, – одеяло.
– А оно-то почему романтично?
– Потому что тебе не хочется, чтобы запачкалась моя нежная кожа.
Катрина приподняла ногу, подошва которой была все еще основательно грязной, и пошевелила пальцами.
Ахиллес расхохотался – легко, свободно. И Кэт подумала, что это самый прекрасный звук, какой ей только доводилось слышать в жизни.
– А одеяло тоже для меня!
– Ох, ну да. Я же знаю, как сильно ты стремишься к удобству и расслаблению.
Ахиллес напоказ потянулся, и Катрина тоже расхохоталась.
– Кстати, об удобствах... я давно собиралась сказать тебе, как мне нравятся гобелены в твоем шатре. Они из какого-то особенного места или на них просто необычные картины?
– Они из Фтии. Когда они меня окружают, я чувствую себя дома.
– Должно быть, Фтия необычайно прекрасна, – заявила Катрина, полоща в воде волосы и страстно желая раздобыть свой любимый шампунь и кондиционер.
Легкая улыбка Ахиллеса была полна грусти.
– Да, она действительно прекрасна. Мне бы хотелось когда-нибудь показать ее тебе.
– Мне бы тоже этого хотелось.
Катрина помолчала, а потом решила, что вполне может задать серьезный вопрос.
– Ахиллес, а почему бы тебе не забрать мирмидонян и не уйти отсюда? Ты все равно больше не участвуешь в военных действиях. Ты порвал с Агамемноном. Зачем оставаться?
– Я уже думал об этом. Если бы все дело было только во мне или во мне и тебе, я бы так и сделал. Но мои воины – греки. А Фтия – часть Греции. Моим воинам и их семьям придется нелегко, если они вернутся домой, когда война еще не закончилась.
Он покачал головой.
– Нет, мы останемся здесь до конца, будем ли еще сражаться или нет.
– А что ты будешь делать, если греки потерпят поражение?
– Вернусь домой.
– А если они победят?
– Вернусь домой.
– Так значит, на самом деле не имеет значения, кто победит, а кто проиграет?
– Нет, это имеет значение. Я не хочу, чтобы умирали греки. Но за это несут ответственность Агамемнон и Менелай. А я отвечаю только за смерть своих воинов. Надеюсь, я больше не потеряю ни одного мирмидонянина.
Он немного помолчал и продолжил:
– Мне вообще не следовало приходить к Трое. Я сделал это лишь потому, что был уверен: мою судьбу не изменить, и еще потому, что меня просил об этом Одиссей
-А теперь ты веришь, что твоя судьба может измениться.
Катрина произнесла это не как вопрос, однако Ахиллес все равно кивнул в ответ.
– Теперь я верю во многое такое, во что не верил еще несколько дней назад.
Катрина улыбнулась ему и окунула голову в воду. Когда она вынырнула, стряхивая капли с волос и отплевываясь, Ахиллес выглядел по-настоящему расслабленным и довольным.
Она мгновение-другое присматривалась к нему, а потом решила, что ей пора уже и выходить из воды, пора продвигать их взаимоотношения на следующую ступень.
– Ахиллес, ты все еще желаешь меня?
Он моргнул, удивленный вопросом.
– Да. Конечно.
– Но ты сидишь совершенно свободно, спокойно и просто болтаешь со мной. А я ведь прямо перед тобой, и я обнажена.
Брови Ахиллеса изумленно взлетели.
– И правда...
– И если я не ошибаюсь самым ужасным образом, никакого берсеркера рядом с тобой не наблюдается... он даже и близко не подходил.
– Ну, в этом очень трудно было бы ошибиться. Да, берсеркера здесь нет.
– И даже где-то поблизости?
– Даже поблизости.
– Значит, ты думаешь, я могу выйти из бассейна и подойти к тебе?
Катрина услышала, как Ахиллес тяжело сглотнул.
– Обнаженной? – спросил он.
Кэт улыбнулась.
– Вообще-то я хотела попросить у тебя одеяло, чтобы завернуться в него, пока не обсохну.
– Ох... Да, конечно.
Он выглядел смущенным, и Катрина сочла это серьезным продвижением вперед после того, как повидала уже и его каменное лицо, лишенное чувств, и красные, откровенно безумные глаза...
Но поскольку Ахиллес не двинулся с места, она спросила:
– Ты не мог бы принести мне одеяло?
Ей не приходилось видеть его неловким. Даже отдыхая, он был полон хищной грации воина, но сейчас, когда он подскочил и свернул одеяло, он воистину выглядел как слон в посудной лавке, и Катрине пришлось крепко прикусить губы, чтобы не расхохотаться до слез.
Она выпрямилась и вышла из воды. Взгляд Ахиллеса не отрывался от ее глаз, он развернул одеяло, и она шагнула, мокрая и обнаженная, прямо в его объятия. Она ощутила дрожь, пробежавшую по его телу, когда его руки сомкнулись вокруг нее. Катрина отступила назад, улыбаясь ему с таким видом, как будто он каждый день видел ее голышом. На лице Ахиллеса отразилась внутренняя борьба. Нет, никаких признаков приближения берсеркера не наблюдалось, но Ахиллес уже не был расслаблен, и Катрина сразу поняла, что напряжение стремительно нарастает и что она в самом буквальном смысле играет с огнем.