– Кто?
– С кого бы начать? Парни Санто, например.
Джо не стал с этим спорить. Санто заправлял Итальянским общественным клубом на Седьмой авеню и в последнее время казался очень голодным. Голодным и злым, что всегда плохое сочетание.
– Кто еще?
Рико закурил, выбросил спичку в окно.
– Этот паршивец из Майами, как бишь его? – Он пощелкал пальцами.
– Энтони Кроу?
Рико утвердительно нацелил на него палец:
– Ник Пизано знает, что должен отдать ему большую территорию, и лучше не тянуть, иначе Энтони заявится к Нику Пизано и потребует сам. И Ник вполне мог подкинуть Энтони идею поживиться за наш счет.
– Кроу не чистокровный итальянец. Он не может ничем владеть.
– Извини. Придется тебя огорчить – чистокровный. Его родители, приехав, поменяли фамилию, они были Крочетти, или что-то в этом роде, однако этот паршивец может проследить свои корни до самой Сицилии. Он умный, у него есть связи, и он недоволен своим местом за столом. Он хочет завести свой собственный обеденный зал.
Джо обдумал его слова.
– Нет, мы не настолько слабы. Пусть сейчас мы немного пошатнулись, ладно. Со всеми бывает. Доходы упали у всех из-за этой проклятой войны и этого идиота-нациста с дурацкими усами. Но мы по-прежнему контролируем богатейший порт в стране, контролируем потоки наркотиков в половине штатов, игорные дома – в четверти, а грузовые перевозки – чуть ли не по всей стране.
– У нас дома нет порядка, – сказал Рико. – И все об этом знают.
Джо не спеша закурил сигарету. Не спеша опустил стекло, чтобы вышел дым.
– Ты говоришь о предательстве, Рико?
– Что?
– Хочешь сказать, пора сменить босса?
Рико уставился на Джо, смотрел долго, а потом поднял руки, сдаваясь.
– Нет, черт побери. Дион – наш босс, и все на этом.
– И все на этом.
– Понимаю.
– Но?
– Но кто-то должен с ним переговорить, Джо. Кто-то, кого он послушает. Кто-то должен…
– Что?
– Заставить его снова взять бразды правления. Заменить Диона? Да его все любят. До сих пор любят, однако он вроде как уже ничем толком не управляет. Ты меня понимаешь? Я лишь хочу сказать, что ходит много нехороших слухов.
– Каких, например?
Рико на минуту задумался.
– Всем известно, что у босса проблемы с картами. И с лошадьми. И с рулеткой.
– Известно всем, – согласился Джо.
– А то, что он сильно похудел за последние годы? Люди думают, что он болен. И вот-вот умрет.
– Не умрет. Дело в другом.
– Я-то знаю. – Рико несколько раз стукнул себя по носу. – Однако за пределами Семьи это известно далеко не всем. И что ты можешь сказать людям: он не умирает, он просто крепко подсел на белый порошок? – Рико снова вскинул руки, как будто сдаваясь. – Джо. Я говорю это только между нами и при всем уважении.
Джо сидел молча, предоставляя Рико время, чтобы понервничать.
– Я согласен, что в твоих словах есть некий резон, – проговорил он в итоге. Бросил взгляд на своего спутника. – Хотя у тебя нет права об этом говорить.
– Думаешь, я сам не знаю? – Рико вышвырнул сигарету в окно и испустил долгий, медленный вздох. – Я люблю наше дело. Понимаешь? Я чертовски его люблю. Мы просыпаемся каждое утро, чтобы найти новый способ обвести систему вокруг пальца. Мы ни перед кем не преклоняем колени, не ходим строем. Мы, – он нацелил указательный палец на приборную панель, – сами создаем свою жизнь, создаем свои правила, создаем свой путь, как полагается мужчинам. – Он ссутулился. – Мне чертовски нравится быть гангстером.
Джо негромко засмеялся.
– Что?
– Так, ничего, – сказал Джо.
– Нет, правда, что?
Джо обернулся к нему:
– Я и сам чертовски люблю это дело.
– Значит… – Рико перевел дух. – Ты ведь понимаешь, что я рисковал, заводя этот разговор о проблемах с…
– Кажущихся проблемах.
– Верно. Я рисковал, заводя этот разговор о кажущихся проблемах с боссом, потому что я не хочу лишиться нашего дела. Я не хочу кончить с пулей в башке, не хочу мотать срок, не хочу выйти из дома и обнаружить, что меня больше никто не узнает, не хочу идти на какую-то обычную работу. Я в жизни ни бакса не заработал честным трудом и не хочу этому учиться.
Джо кивнул и молчал почти до самой Сарасоты.
– Я переговорю с Дионом, – сказал он в итоге. – Я буду настаивать на том, что необходимо найти крысу и навести в доме порядок.
– Он ухватится за эту идею.
Джо пожал плечами:
– Может быть.
– Обязательно, – сказал Рико, – потому что идея будет исходить от тебя. Мне кажется, он до сих пор смотрит тебе в рот.
– А ну вылезай из машины!
– Нет, правда.
– Давай-ка я кое-что расскажу тебе о Дионе. Когда мы были детьми, он был боссом в нашей компании. Он был самым крутым и самым грозным из нас. И он в итоге стал слушать мои приказы только из-за неудачного случая с банком. Он оказался в бегах, а я тем временем успел приобрести влиятельных друзей. И за исключением этого небольшого периода, это он был моим боссом, а не наоборот.
– Очень может быть, – сказал Рико, – однако ты по-прежнему единственный человек, чье мнение ему вроде бы небезразлично.
Джо ничего не сказал, и они ехали в молчании по призрачной полосе дороги под налившимся сливовой синевой небом.
– Томас, – произнес Рико. – Ребенок растет как на дрожжах. Я не поверил своим глазам, когда увидел его на днях.
– Почему нет. Мать у него была высокая. Дяди тоже высокие.
– Да и ты не карлик.
– Думаю, когда-нибудь буду казаться карликом на его фоне.
– И как, нравится тебе? – спросил Рико несколько серьезнее, чем говорил до того.
– Быть отцом?
– Угу.
– Очень нравится. Хотя иногда это сущий кошмар. А я выхожу из себя гораздо чаще, чем мог бы себе представить.
– Я ни разу не слышал, чтобы ты хотя бы голос повысил.
– Знаю-знаю. – Джо покачал головой. – И почти никто не слышал. Но не мой сын. Он столько раз это слышал, что теперь, когда я повышаю голос, он лишь закатывает глаза. Дети достают. Нет, Томас чудесный ребенок, но все равно он до сих пор делает какие-нибудь глупости, например забирается на крышу амбара, прекрасно понимая, что крыша слабая и давно нуждается в ремонте. Вот так он сломал руку на кубинской ферме в прошлом году. Когда он только научился ходить, все время пытался глотать маленькие острые камешки. А когда я его мыл, то стоило отвлечься хоть на секунду, и вот он уже стоит в ванне и пытается плясать. А в следующий момент – шлеп, и он падает. А ты лишь думаешь: «Сохранить тебе жизнь – моя работа. Не дать тебе сломать другую руку или выколоть глаз. Так что, знаешь, завязывай уже с танцами в ванне».