В третий раз я проснулась от зверского голода. Опять хотелось в туалет и еще — вымыться. Все тело чесалось неимоверно, обоняние раздражал неприятный запах пота. В этот раз у меня хватило сил, чтобы внимательно осмотреть место, где я находилась. Большая квадратная комната-келья, стены, сложенные из крупного тесаного камня, узкое окно, закрытое деревянным ставнем. Я лежала на широкой кровати. Старинный камин, в котором тлели угли, расположенный напротив, рассмотрела более тщательно. На каминной полке — два больших канделябра по три свечи в каждом, но горела всего одна, сильно оплавившаяся. Возле низкой деревянной двери, входя в которую непременно нужно наклоняться, стояло несколько вместительных сундуков. На одном из них, свернувшись клубочком, закутавшись в тонкую шерстяную шаль, потрепанную временем, спала девушка-сиделка.
Подумать и оценить обстановку мне ничего не мешало: мысли были кристально чисты и голова ясная. Окружающее пространство вместе с его на первый взгляд сказочно-киношными обитателями — это не наваждение, не галлюцинация, в чем я убедилась, пару раз ущипнув себя. Я проанализировала все, что вспомнила до момента аварии. Затем перебрала мельчайшие детали увиденного после. Еще раз обвела взглядом комнату и спящую незнакомку. И только тогда осмелилась скользнуть в тот жуткий закоулок памяти, где таились чужие воспоминания. Тут же ощутила жужжащий злобный клубок событий, эмоций, чувств, переживаний — всего того, что наполняло ту, другую — не мою — жизнь. Это точно! Теперь свое и чужое я могу отличить, разграничить без проблем, что принесло огромное облегчение и придало уверенности.
Снова обвела взглядом помещение, явно не принадлежащее современному миру, в котором я родилась, и судорожно сглотнула, почувствовав, как вновь накатывает паника. Усилием воли заставила себя дышать глубоко и размеренно. И снова боль выступила в роли невольной союзницы. Пока рано делать скоропалительные выводы! Вдруг я у сектантов, староверов или еще где-нибудь, что называется, у черта на куличках. Да мало ли где… И почему?!
Осторожно, прилагая усилия, приподняла одеяло, заглядывая под него. В нос ударил противный запах давно не мытого тела. Я мысленно заворчала: «Неужели нельзя лучше ухаживать за больным человеком и помыть как-нибудь?»
Лежала я полностью обнаженная — ни белья, ни рубашки, поэтому рассмотрела если и не все, то источник боли и своего плачевного самочувствия — точно. В районе солнечного сплетения алел красный воспаленный продолговатый шрам — как от ножа.
Неужели это единственная рана, полученная мной в аварии? По воспоминаниям, меня смяло в лепешку!
Руки плетьми упали вдоль тела — даже от одного движения обессилела. Я закашлялась, растревожив больное место, и от моего хриплого «карканья» отдыхавшая девушка тут же подскочила как ужаленная и спросонья испуганно уставилась на меня:
— Миледи, вы проснулись? Чего-то хотите?
Я кивнула, а затем неуверенно попросила, используя чужие слова:
— Есть и туалет!
Она едва заметно вздохнула, кивнула, обулась и помогла мне с туалетом, как и в прошлый раз, используя странную посудину. Потом, закутавшись в ту же скромную шаль, быстро вышла из комнаты. Вернулась минут через пять с подносом, закрытым деревянной крышкой, похожей на тарелку, и поставила ношу на табуретку рядом с кроватью.
На этот раз сиделка принесла густую похлебку. Определить, из чего ее сварили, я не смогла, но вкус и запах понравились. Девушка посадила меня повыше, подложив под спину подушки, и сама кормила с ложки. После обеда, а может быть и ужина: спать мне не захотелось. Зато накопилось слишком много вопросов, и я начала со знакомства:
— Как тебя зовут?
Услышав обращение, девушка замерла и уставилась на меня круглыми от изумления глазами. Бросила быстрый взгляд на дверь, словно решая, стоит ли звать подмогу, и только потом, ссутулившись, ответила:
— Ноэль, миледи!
Я переварила ее ответ, затем осторожно спросила:
— А меня как зовут?
Ноэль снова уставилась на меня недоуменным и уже явно обеспокоенным взглядом.
— Вы урожденная леди Сафира Дернейская.
Ответ показался мне равносильным удару лопатой по лбу. Показалось, даже искры из глаз посыпались, а в голове тут же набатом зазвучал голосок несчастной девочки: «Не хочу слышать, не хочу видеть, не хочу, не хочу!»
Мой же голос прозвучал хрипло и чуждо:
— А сколько мне лет, Ноэль?
— Двадцать, миледи! Вы старше меня на четыре года! — ответила она и опять замолчала в напряженном ожидании.
Снова мысленный стон: «Я старше! Я старше некоей Сафиры на шесть лет и на десять — этой девушки, представившейся Ноэль». Красивое имя, переводится как «рождество» и означает предрасположенность к жизни подвижника. Что ж, имя очень подходит заботливой голубоглазой юной сиделке.
— А где мы находимся? — спросила безнадежно, уже догадываясь, что не зря я летала в темноте и стремилась в разрывы. У меня, той, крыльев не было, а это значит…
— Обитель Святой Матены, миледи, расположена на людских землях и ровно посередине между вашими землями и Темных.
Привычным жестом, как делала еще в прежней жизни, потерла переносицу, затем устало посмотрела на девушку и спросила, как в пропасть прыгнула:
— А как называется это место вообще… хм-м… весь мир?
Ноэль смотрела на меня, широко распахнув глаза, свет от свечи вспыхнул чуть сильнее, и зрачки резко вытянулись в струнку. Не привиделось! Это не человеческие глаза! Поэтому я приготовилась услышать дальнейшее без истерики.
— Эсфадос, миледи! Вы не помните?
По телу разлилась жуткая слабость. Вот и все! Не секта, не у черта на куличках, просто — другой мир. Или не просто… Совсем-совсем не просто! Прикрыла глаза, словно, если не буду видеть, станет легче, снова ущипнула себя в надежде наконец очнуться от этого сумасшествия, но запахи, звуки, а главное — боль, тупая и немилосердная, по-прежнему были со мной. И исчезать, по какому-то невероятному стечению обстоятельств, черт возьми, не собирались. Более того, похоже, с каждой прожитой в новом теле минутой, с каждой ложкой еды, настоев, обычной воды я ощущала, как становлюсь крепче, живее, что ли. Отвергать новую реальность уже неразумно. Правда, примириться с ней только в книжках несложно, а в жизни…
— Ноэль, а ты кто для меня?
Девушка молчала. Я открыла глаза и посмотрела на нее: напугана, сильно расстроена, и в глазах плещется горечь. Вздохнув, она ответила:
— Я тоже драка, ваша троюродная кузина Ноэль Лояну. Попала в ваш дом в шесть лет. Моих родителей убили разбойники, а поместье по закону отошло дальнему родственнику отца. Меня же отослали к вам. Больше у меня никого нет… Теперь я ваша горничная, миледи.
Мне стало невыносимо, до стона жаль ее и себя тоже. Особенно в свете доставшихся мне вместе с телом Сафиры тяжких воспоминаний.