— Приветствую тебя, светлая госпожа Аннитис, — чужеземец повернулся к девушке и сгорбился в низком поклоне. — Воистину, теперь ты светлая госпожа. В богатстве ты сравнялась со многими купцами и прочими знатными горожанами. Не побрезгуешь разделить радость в обществе бедного и одинокого странника? — Салативар заискивающе улыбался.
Аннитис молчала. Падение Каруву и внезапное возвышение Аммуну заставили ее забыть все слова на свете. Да и в искренность Салативара она не верила. Только сердце бешено колотилось, прыгало в груди как собака на привязи. Не знала бывшая чашница, радоваться ей или разрыдаться. Но страх, таившийся глубоко в душе, вдруг окреп и вырвался наружу.
— Как могу отказать? — сердце едва не выскочило вон из тела. — Но зачем, зачем ты устроил недостойное представление? Обман скоро откроется и что делать тогда? Бежать из Каниша? Лахху и Каруву никогда не простят позора. За оскорбление ты ответишь кровью.
— Какая скука! Всюду одно и то же, — разочарованно произнес Салативар, вновь усаживаясь за стол. Допив содержимое кубка, он продолжил. — Неужто ты принимаешь меня за уличного фокусника? Думаешь, я подсунул табличку поваренку? Не беспокойся, она настоящая, как и оттиск печати на ней. Никого я не подкупал. Лахху и в самом деле мертв. И ты теперь опекаешь малолетнего Аммуну. Стало быть, распоряжаешься всем состоянием покойного. Чем не подарок судьбы?
— Ты хочешь сказать, все это правда? Все случилось наяву и я не сплю? — Аннитис едва не расплакалась. Она отказывалась верить собственным глазам и ушам.
— Истину говорю, все так и есть. Ну почему вы, люди, столь маловерны?
— Ты сказал «вы, люди»? Что означают твои слова? — удивилась Аннитис
— Прости, высказался не точно. Люди Хатти. Хотя следовало бы сказать женщины. Во всякие глупости вы верите куда охотнее, а вот…
— Глупости? О чем ты? — перебила Аннитис собеседника.
— Например, о том, что шерсть черной собаки может уберечь от дурного глаза. Какой вздор! Скажи, ты веришь в любовь? — легкая улыбка исчезла с уст Салативара, а взгляд его сделался тяжелым и мрачным.
— Не знаю, — робко ответила Аннитис и залилась краской смущения. — «Вот оно, признание… » — подумалось ей. Еще мгновенье и она станет самой счастливой женщиной Каниша.
— А я не верю.
В миг все померкло перед взором Аннитис. Нет, она самая несчастная женщина Хатти!
— Не верю! Я не умею любить. А ты, верно, влюбилась в меня? Боюсь тебя разочаровать. Но я могу подарить иное.
— Дружбу? — слезы брызнули из глаз Аннитис. Она сорвалась с табурета и хотела убежать прочь, да только Салативар цепко схватил ее за руку.
— Погоди. Сердечные страдания не моя стихия. Холодный расчет — в нем залог моего успеха. Но как порою тоскливо все делать одному. И кто оценит твое искусство? Мне нужна жена, спутница, хозяйка, благодарная зрительница, любовница, рабыня… Называйся как хочешь, но будь рядом со мной.
— Я должна дать ответ? — растерялась девушка. Она ожидала всего чего угодно, да только не думала, что все выйдет так нелепо.
— Мне бы хотелось. Понимаю, ты смущена. Выбор твой затруднителен. Да и меня ты толком не знаешь. Но сейчас молчи. Пришло время сбросить маски.
Голова Аннитис пошла кругом. Дурные предчувствия, странные сны, судьба Каруву и Аммуну, говорили о многом. Но кто умеет читать послания богов? Чувствовала она лишь смутную тревогу да неосознанный страх. Она боялась Салативара, опасалась очередной его выходки. И в то же время таинственная неодолимая сила влекла к чужестранцу. Что в нем особенного? Красивые и богатые найдутся и в Канише. Так почему именно он? Нет ответа. Он зовет ее с собой. Куда? Какая разница? Она готова разделить с ним ложе как последняя блудница под первым же кустом, отправиться с ним на край света. А там пусть боги решат за нее.
— Что-то стало душно. Не мешало бы прогуляться, — Салативар окинул тяжелым взглядом веселящуюся публику. Он потерял всякий интерес к праздничной суете.
Который раз Аннитис поймала себя на том, что ее мысли или невысказанные желания открыты взору чужеземца и тот читает их без труда, откликается на них словом или поступком. Вот и сейчас от выпитого вина, чудесных превращений и копоти факелов она едва не падает в обморок. Предложение Салативара пришлось кстати.
— Охотно, — согласилась девушка.
Собеседник не заставил себя долго ждать. Вмиг подхватил ее под руку и повел прочь из харчевни. Они вышли в прохладу ночи никем не замеченными. Повара, чашники и прочая челядь, сбились с ног, разнося угощения. Посетители же столь увлеклись дармовой выпивкой, что на исчезновение одного из гостей, пусть и необычной для Каниша наружности, и новоиспеченной госпожи, никто не обратил внимания.
Смрад и копоть исчезли, двор опустел. Звездное воинство блистало в небесах. Все вокруг полнилось свежестью и прохладой. Душу Аннитис переполняло ожидание неотвратимого, а оттого ужасного и таинственного. Такие ночи созданы для признаний в любви, чародейства и волшебства.
— Не прогуляться ли нам в кипарисовой роще или яблоневом саду? — двусмысленно произнесла Аннитис.
— Где твоя фантазия? — с легкой издевкой в голосе отвечал Салативар. — Ну, не беда. Я тебя научу. Скажи, разве ты никогда не мечтала воспарить птицей над горами, прочь улететь за горизонт, оставить в прошлом свою никчемную жизнь?
— Разве люди умеют летать? Это ли не глупости? — рассмеялась Аннитис. Вдруг она смолкла, испугалась собственного смеха. С опаской оглянулась по сторонам. Никого не было рядом. Все разбежались кто куда. Даже животные в хлеву не издали ни звука.
— Глупости? Да, ты права, — разочарованно ответил Салативар. — Пусть глупости. Но ведь так иногда хочется совершить что-то безумное, противное привычному ходу вещей. Не заключена ли высшая мудрость в том безумстве? Совершив безумство, ты сотворишь куда более важное и значимое. Или ты хочешь провести всю жизнь в этой вонючей норе, именуемой «Обителью благочестия»? Птицами воспарить!? Это ли не безумие? Держись за меня. Держись крепче!
Аннитис инстинктивно повиновалась, но тут же вскрикнула, едва не разжала руку. Она вместе с Салативаром… оторвалась от земли. Девушка закрыла глаза, завизжала, словно кто ее резал.
— Летим! Летим! — прокричал чужеземец.
Аннитис охрипла от крика. Посадив горло, она замолчала. Почувствовала в теле невыразимую легкость. Тяжесть ушла прочь, как и горечь прожитых лет, страх перед будущим. Гори все огнем! Чудо! Разве это не повод для безудержного веселья? Она раскрыла глаза. Где-то там, внизу, во тьме, остался зловонный притон. Кое-где горели костры ночной стражи, лаяли собаки, играла музыка, веселились горожане.
— Лечу! Лечу! Я птица! — Аннитис заливалась безумным смехом и слезами счастья. Теперь она не страшилась упасть и разбиться насмерть. — Салативар! Ты не волшебник, не маг и не чародей! О, что я несу? Я последняя дура! Как могла не догадаться? Ты один из богов!